Забытый великий полководец. Часть 2. Дипломатия пушкарей

Картинка опять не аутентичная, и иллюстрацией в полной мере не является. Ну, упорно не рисуют художники те события, не слышали о них, наверное

Продолжение. Начало - здесь.

В XVI-м веке Российское государство, возродившееся с прекращением татарского ига, медленно, но неуклонно крепло, постепенно становясь всё более централизованным, защищённым и, при необходимости, зубастым, когда нужно было предъявить свои права на наследство прежней Руси и на её место в региональной политике. Это, разумеется, нравилось далеко не всем. Свято место, как известно, пусто не бывает, и прежние зоны влияния Руси ныне были под контролем Великого Княжества Литовского, в ордынский период прибравшего плохо лежавшие русские земли, и Крымского ханства, которое мало того, что унаследовало счёты к Москве ещё от Золотой Орды, так ещё было вассалом и эмиссаром молодой и агрессивной Османской империи, стремившейся посредством крымцев распространить влияние султана на евразийские степи.

Несмотря на острейшие противоречия в других вопросах, общность интересов Литвы и Крыма на российском направлении была очевидна, так что их совместная согласованная деятельность была вопросом времени. Это и произошло в 1521-м году.

Сперва, получив от Литвы гарантии ненападения, крымский хан Мехмед Гирей выступил на Казань, где сверг московского ставленника Шаха-Али и усадил на трон своего брата Сахиба Гирея. Заполучив же таким образом контроль над казанским войском, он стал собираться в большой поход на Москву. От Литвы же ему на подмогу прислали шляхтича Евстафия Дашкевича с отрядом запорожских казаков. И на личности последнего имеет смысл остановиться несколько подробнее, поскольку оной личности особенности повлияли на исход похода достаточно сильно.

А заключались эти особенности в том, что пан Евстафий, если называть вещи своими именами, был, извиняюсь, преизрядной сволочью. Ещё в начале карьеры во время войн Литвы с Москвой он отметился ретивостью в грабежах - и моментальными переходами на сторону противника, как только в воздухе начинало пахнуть дракой. Войну он закончил на стороне Литвы - и со временем всеми правдами и неправдами добился там шляхетского звания, а также фактически наместничества над родной южной окраиной княжества. Там он зарекомендовал себя человеком жестоким, сребролюбивым и беспринципным. Местное население при нём было низведено до совершенно бесправного состояния. От обильно собираемых налогов в центр шли только жалкие крохи - остальное прилипало к рукам Дашкевича. И, наконец, при пане Евстафии вольготно стали себя чувствовать разбойничьи шайки, которые за долю в добыче могли рассчитывать на убежище и ценную информацию - на что, кстати, соседи-шляхтичи жаловались в самом что ни на есть массовом порядке.

За что же его всё-таки держали? Да за то, что, несмотря на практически отсутствующий моральный облик, он часто оказывался полезен. В реалиях пограничья с Диким Полем он был, как рыба в воде. В Крыму у него были важные контакты в самых верхах, благодаря которым была возможность или перенаправить готовившийся набег на восточных соседей, или, если первое не получалось, загодя узнать время и место удара, и изготовиться к обороне. И, наконец, для грязной работы, ежели в таковой возникала необходимость, Дашкевич был просто незаменим.

Вторжение на первых порах для крымско-казанско-литовской группировки развивалось успешно. Русская сторожевая рать под Коломной была разбита, и путь на Москву - открыт. Князь Василий III в этих условиях выехал в Волоколамск, собирать полки. Москву же он оставил на своего зятя, казанского царевича Худай-Кула, в крещении - Петра Ибрагимовича.

Силы вторжения подошли к Москве раньше, чем сбор войска был закончен, и встали лагерем на Воробьёвых горах, готовясь к осаде. И в этих условиях княжий зятёк изволил облажаться по всей форме. По-хорошему, ему бы потянуть время - а там бы и тесть в силах тяжких подоспел, после чего татарам стало бы очень и очень больно. Однако, Петруша свет Ибрагимович численности прибывшего воинства дюже испугался, и потому пошёл на переговоры, на которых покорно согласился на все условия и от лица отсутствующего государя подписал грамоту о признании вассальной зависимости всея Руси от крымских ханов.

Мехмед Гирей таким исходом набега был более чем удовлетворён, и радостно повернул обратно, пока князь Василий и в самом деле не подоспел и не затолкал злосчастную грамоту ему в глотку. А вот кто таким исходом был недоволен, так это пан Евстафий Дашкевич - человек, напомню, жестокий и сребролюбивый. Он-то уже нацелился вволю пограбить - но этого в последний момент не сложилось. Потому он начал подбивать хана Мехмеда по пути завернуть в Переяславль-Рязанский (ныне - Рязань), где и рассчитывал хорошенько оторваться.

Надо заметить, что Переяславль-Рязанский был выбран в качестве "утешительного приза" отнюдь не случайно, и у этого выбора имелась своя предыстория.

Незадолго до того Великое Княжество Рязанское было ещё автономным от Москвы. И не сказать, чтобы московские князья сильно стремились это изменить, поскольку рязанцы после эпизода с выступлением князя Олега на стороне Мамая всё-таки стали москвичам верными союзниками, и во всём их политику поддерживали. Кроме последнего князя - Ивана, решившего, что дружить с Мехмедом Гиреем против Москвы ему интереснее.

Великий князь Василий на это отреагировал оперативно - Ивана сместил, Рязанские земли перевёл в своё прямое подчинение, а в Переяславль-Рязанский отправил своим представителем воеводу надёжного, грамотного и решительного, не боящегося в критических ситуациях взять на себя ответственность и действовать по собственному разумению. В общем, такого воеводу, какой на критическом участке и был нужен. Звали этого замечательного человека Иван Васильевич Добрынский, но более он был известен под прозвищем Хабар Симский.

Вот потому Рязанские земли и стали целью - в отместку.

Прибывшие к Переяславлю-Рязанскому татары попытались взять город прямо с марша, изгоном. Но воевода Хабар свой хлеб ел не зря, и подчинённых организовал на загляденье - так, что врезали они татарам по самое что ни на есть первое число.

Понял Мехмед Герай, что с наскока город не взять, а на длительную осаду у него времени особо и не было - к тому моменту князь Василий как раз должен был закончить орать на зятя и броситься в погоню. Но просто уйти несолоно хлебавши было обидно, да и Дашкевич ещё что-то там ныл насчёт нехватки трофеев. И тогда хан решил действовать хитростью.

Он направил Хабару послание, в котором предписывал ему, холопу московского князя, вассального великому крымскому хану, немедленно открыть ворота, отдать ключи от города, а самому явиться на ковёр для разноса.

Иван Васильевич на это вежливо полюбопытствовал, не натёр ли глубокоуважаемый хан себе шлемом на мозгах мозоль, раз ему Государь и Великий князь всея Руси в числе вассалов мерещится.

Хан на это возразил, что на предмет вассалитета у него официальная грамота имеется.

Воевода предположил, что глубокоуважаемый хан брешет, аки шелудивый пёс, и потребовал означенную грамоту ему для внимательного ознакомления предъявить.

И Мехмед Гирей имел глупость эту самую грамоту для ознакомления выслать. Хабар поступивший ему документ почитал, посмотрел внимательно на скреплявшие его печати - да и сунул в печку.

Тем временем Дашкевич стал терять терпение, и потому решил предпринять пакость, позволившую бы ему разграбить город, не дожидаясь исхода переговоров. Пакость заключалась в том, чтобы выпустить взятых под Коломной пленников - и когда тем откроют ворота, ворваться в город вслед за ними и начать резать да грабить.

Вот только командовавший городской артиллерией немецкий наёмник Иоганн Йордан оказался не промах. И увидев, что за бегущими пленниками к воротам на всех парах несутся злые вооружённые татары и запорожцы, уложил вероломных затейников слитным залпом из всех смотревших в ту сторону орудий.

Мехмед Гирей от этого впал в ярость и, особо напирая на написанное в грамоте, стал требовать выдать ему Йордана на расправу.

На что Хабар заявил, что никакой грамоты он никогда в жизни не видел, так что пусть хан идёт со своими требованиями далеко-далеко.

И хан пошёл. Правда, не туда, куда его направил бравый воевода, а восвояси в Бахчисарай.

Впоследствии, правда, Мехмед пытался, ссылаясь на утраченную грамоту, отправлять в Москву какие-то там свои указания. На что Василий III сначала издевательски попросил предъявить грамоту, в которой написана такая несусветная чушь. А потом, никакой грамоты, разумеется, не получив, подтвердил и уточнил адрес, по которому хана посылал воевода Хабар. Точнее, на тот момент уже боярин Иван Васильевич Добрынский - спасение своей чести князь оценил по достоинству и в долгу не остался.

Продолжение следует...

Источник: [url=https://zen.yandex.ru/media/klio/zabytyi-velikii-polkovodec-chast-2-diplomatiia-pushkarei-5c08fd48ede3d000aa9e96e2?from=channel&utm_referrer=https%3A%2F%2Fzen.yandex.com&rid=1425401612.822138.1550252968161.57042&integration=site_desktop&place=layoutАдыги.RU[/url]