Марат Губжоков: Султан Хан-Гирей как носитель и исследователь локальных идентичностей

Выдающийся адыгский интеллектуал первой половины XIX в. Султан Хан-Гирей неоднократно обращал на себя внимание современных историографов в качестве основоположника целого ряда адыговедческих дисциплин и направлений [1: 68]. К числу таковых можно отнести изучение и (говоря современным научным языком) многообразных форм локальных идентичностей.

Еще в детстве Хан-Гирей осознал всемерную пестроту и многогранность Черкесии в социальном, языковом и культурном отношениях, накладывавшие отпечаток на сознание ее жителей [1: 69-73]. Сделав эту уникальную мозаику черкесской картины мира предметом осмысления, Хан-Гирей оставался верен этой теме на протяжении всей своей жизни, раскрыв ее как в научных трудах, так и в художественной литературе.

В своих произведениях Хан-Гирей представил максимально цельный и в то же время – предельно дискретный образ Черкесии, общеадыгская идентичность каждого обитателя которой сочеталась с целой иерархией представлений о себе – как органичной части той или иной локальной группы. И Хан-Гирей, как добросовестный классификатор, дает последовательное описание этих групп – фактически, половина первой части его фундаментальных «Записок о Черкесии» посвящена систематическому отображению этих страт: это и субэтнические группы (именуемые Хан-Гиреем «коленами» или «племенами»), и принадлежащие крупнейшим феодальным кланам «владения». Те, в свою очередь, подразделяются на «родовые группы», «классы» (с дополнительными «разрядами» или «степенями»), носителей особого «наречия» и «вероисповедания» и т.д.

Все эти разноуровневые таксоны не просто сведены автором в типологические схемы, а наполняются конкретным содержанием, насыщаясь фольклорной и этнографической информацией (особенно хорошо это заметно в беллетристике Хан-Гирея, в частности – биографических очерках).

Так, привлечение Хан-Гиреем обширного корпуса фольклорных источников (исторических, этногенетических и эпонимических преданий, героических песен, меморатов, групповых устно-речевых стереотипов и др.) позволяет автору демонстрировать многообразные варианты формирования, трансформации и разрушения субэтнических и других групп со специфическим самосознанием.

Для Хан-Гирея идентичность – не застывшее явление, а скорее, процесс – процесс обретения своей локальной «особости» через противопоставление своей группы остальным. И в ходе экскурсов в прошлое той или иной общности Хан-Гирей вскрывает все новые и новые схемы формирования местных идентичностей в результате дробления княжеских уделов – например, вариант отделения бесленеевцев от кабардинцев [2: 145] или выделения хатукаевцев из прежде единого Темиргоевского владения [2: 150, 154]. Другой характерный эпизод – раскол бжедугов с выделением из них и территориальным дистанцированием групп вепсын и мохош, в результате чего только два последних удела – «Черченай и Ххмший в совокупности сохранили и поныне древнее наименование Бжедухг» [2: 158]. Подобными примерами была богата и история Кабарды, уделы которой, по народным преданиям, получили названия по именам сыновей князя Инала [2: 131]. 

Таким образом, формирование нового феодального владения, приобретающего в качестве названия имя или фамилию эпонима, сопровождается параллельно идущими процессами трансформации самосознания подданных правящей династии. 

Иной механизм создания группы – посредством слияния разнородных по происхождению локальных коллективов – Хан-Гирей описывает на примере абадзехов. Хотя, по его мнению, первоначальное «происхождение первобытных абедзахов есть абхазское», в результате миграционных процессов «абедзахское колено составилось из пришлецов, отделившихся от абхазских и черкесских колен, и, как последних несравненно было более, то все они соделались черкесами, и ныне абедзахское племя есть настоящее черкесское колено...» [2: 168].

Хан-Гирей уделяет внимание и событиям недавней этнической истории, фиксируя группы, появившиеся во время войны (как, например, кабардинцы-хаджиреты) [3] или, наоборот, окончательно в ходе этой войны распавшиеся (жанинцы).

Каждая из существовавших в Черкесии субэтнических групп воспринимала свою особость, в т.ч. и через исторический фольклор, прежде всего включающий «жизнеописания знаменитых мужей» и повествования об «эпохальных» событиях (прежде всего, битвах). Так, бжедуги гордились тем, что их предки когда-то, презрев угрозу татарского вторжения, оказали покровительство князю хегаков Канбулату. Махошевцы – тем, что их князь Богорсоков в сражении превзошел по доблести темиргоевского владетеля Болотокова.

Каждый из этих сюжетов, будучи избирательно, по-своему «прочитан» представителями разных групп, являлся средством позиционирования себя и других в воображаемой внутричеркесской «табели о рангах».
Этой же цели служили и имевшие широкий эмоциональный диапазон гетеростереотипы: например, о бжедугах, которые, «гоняясь за пустою славою, любят сражаться» [2: 276] или о жанинцах, которые отличались настолько «непокорным и воинственным духом» и «непомерной гордостью» [2: 167, 273], что даже и после их фактического исчезновения «предания об отчаянных и рыцарских их подвигах приводят в ужас и удивление настоящее поколение черкес» [2: 166]. 

Хан-Гирей не случайно уделяет столько внимания именно «племенной» идентичности. Статус каждого человека, по мнению исследователя, неотделим от его «племени», т.е субэтнической группы. Это та общность, через принадлежность к которой он, прежде всего, преподносит себя внешнему миру. (Эта особенность черкесского сознания с доминированием субэтнического уровня идентичности подчеркивалась еще авторами XIX в.: «Если его (черкеса – М.Г.) спросить, откуда он родом, он отвечает, что он, например, бесленеевец или махошевец, с такою серьезною важностью, как будто бы он был вельможа какого-нибудь огромного известного всему миру государства» [4: 107]).

Показательно, что биографические труды Хан-Гирея, в которых нашла свое отражение иерархия ценностей черкесского мышления, выстроены по общей модели: первая глава посвящена происхождению той локальной группы, с которой соотносит себя главный герой произведения: «Прежде всего изложим здесь некоторые подробности о шапсугском племени» (здесь и далее выделено нами – М.Г.) [5: 467] – так начинается «Бесльний Абат». «Бжедуги – самое древнее племя черкесское» [6: 516] – первые строки очерка «Князь Пшьской Аходягоко». И только вторая глава знакомит читателя с основным персонажем, также первой строкой акцентируя внимание на его социальном положении: «Знаменитый воин, которого имя мы выставили в заглавии нашей статьи, происходил из дома Аходягоко, принадлежавшего к пшьсевоканскому колену черченайских князей» [6: 518], «Бесльний Абат происходил, как мы говорили, от древних предводителей шапсугского племени» [5: 476]. 

В предании «Князь Канбулат», видимо, в силу его ограниченного объема, обе вышеназванные основные характеристики совмещены: «Между черкесскими племенами хегатское занимало некогда важное место. Князья этого племени, Атвонук и Канбулат, родные братья, славились мужеством и щедростью», – таков зачин этого произведения [7: 448]. Высокая значимость сословного и/или служебного статуса подтверждается и переходом последнего в названия прозаических трудов Хан-Гирея: «Князь Канбулат», «Князь Пшьской Аходягоко», «Сераскир Султан Мугаммед-Гирей».

Естественно, что в структуру многослойной идентичности современников Хан-Гирея, кроме уже упомянутых выше, входили и иные составляющие: фамильно-родственная, территориальная (территориально-общинная), сюзеренно-вассальная, религиозная и др., внутренняя конфигурация которых зависела от множества факторов внутреннего и внешнего свойства.

Немаловажно, что в Черкесии с ее разработанными институтами искусственного родства, человек, покидающий навсегда свое общество, не только менял свою субэтническую принадлежность, но и включался в состав конкретной фамилии. Именно в этом Хан-Гирей видел залог успеха эгалитаристского движения у горных («демократических») адыгов. Еще более высоким уровнем объединения обладали союзы фамилий («соприсяжные братства»), спаянные договорными обязательствами. В такие родственные союзы могли приниматься целые родовые группы и «со стороны», например, уходившие к горцам с равнины. Современник Хан-Гирея Леонтий Люлье, подробно описывая этот процесс, даже иллюстрировал его историей конкретных фамилий [8: 18].

Для Черкесии с ее ярко выраженной высотной зональностью актуален был и территориально-ландшафтный принцип идентификации, достаточно четко коррелировавший с особенностями общественного устройства. У Хан-Гирея эти различия воспринимаются через призму дихотомий: «равнинные жители» / «горцы» («обитатели гор») и «колена, зависящие от власти князей» / «племена, имеющие народное правление». По наблюдениям автора, природная среда и социальная динамика тесно взаимосвязаны. «Нет сомнения, что если бы бжедуги обитали в гористых местах, как шапсуги, то никогда уже более не подчинились бы власти дворянства» [6: 539], – пишет Хан-Гирей о неудачной попытке воспроизведения равнинными жителями горской модели народоправства.

Все вышеупомянутые уровни идентичности представляли собой, тем не менее, единое целое в сознании каждого человека, актуализируясь в зависимости от конкретной ситуации, богатый набор которых представлен воображением писателя.

Так, один из самых примечательных персонажей той эпохи, Бесленей Абат, предстает перед читателем то как глава семейства (когда подвергает близких непростым испытаниям в силу своего «беспокойного характера»), то как феодальный владелец (наказывая своих крепостных или возвращая под свою власть оброчных крестьян, некогда принадлежавших Абатам), то как шапсугский дворянин (демонстрирующий «патрицийское презрение к плебеям» – крестьянским старшинам). В определенной ситуации он ощущает себя частью всей многосословной Шапсугии, – когда, например, выступает от ее имени перед дюком де Ришелье или когда восклицает: «Наши шапсуги – мужественный народ!..». Ходатайствуя перед российскими властями о восстановлении ущемленных прав дворянства, он говорит от имени всей черкесской аристократии, а отправляясь в 1825 г. в Стамбул, ведет себя как полномочный посол всей Черкесии.

Удивительно пестрая и мозаичная картина черкесской идентичности не случайно была зафиксирована именно Хан-Гиреем, на протяжении своей жизни выступавшим в самых разных ролях, в том числе и несвойственных подавляющему большинству его черкесских современников: российского офицера, командира элитного гвардейского подразделения, дипломата, писателя, ученого [9: 298-300]. И если в качестве последнего он добросовестно фиксировал все существовавшие варианты адыгской идентичности, то будучи автором политических проектов о будущем Черкесии, он предполагал создание новых групп, которые должны были отличаться принципиально иным, в отличие от традиционного, мышлением. 

Под пером Хан-Гирея рождались новые сословия новой Черкесии – «богатейшей провинции Южной России», ставшей таковой не путем завоевания, а в силу искусной дипломатии и мудрости лидеров противостоящих сторон кавказского конфликта. В его воображении место воинов должны были занять купцы, горожане, ремесленники. На политическую арену Черкесии должна была выйти новая элита – благодаря социальным лифтам и более проницаемым перегородкам между различными общественными группами. Запланированные Хан-Гиреем внутренние миграции должны были неизбежно ослабить «племенную» идентичность и снизить уровень субэтнического дистанцирования в пользу укрепления общеадыгского самосознания.

При этом все варианты идентичности – как новые, так и становящиеся менее актуальными старые, при новом, «гражданственном» состоянии страны должны были отойти на второй план перед безусловно доминирующей идентичностью общероссийской. По мнению Хан-Гирея, давно уже сделавшего свой выбор в пользу России, только такой, максимально бескровный, вариант развития событий позволял спасти Черкесию от гибели в пламени Кавказской войны [10: 33-34].

Хан-Гирей, очень рано вышедший в отставку и вскоре скончавшийся, так и не дождался реализации своих планов. В николаевской России подобные проекты изначально были обречены на забвение. Черкесию ожидала иная судьба и иной, гораздо более трагический, финал кавказской драмы. Спустя несколько десятилетий после смерти Хан-Гирея российская идентичность заняла свое место в структуре черкесского сознания. Вот только ее утверждение было связано с принципиально иными коннотациями, и произошло это отнюдь не теми способами, о которых грезил Хан-Гирей...

1. Губжоков М.Н. К вопросу о происхождении фольклорных сюжетов в трудах Хан-Гирея // Проблемы сохранения черкесского фольклора, культуры и языка: материалы Международной научно-практической конференции памяти М.И. Мижаева (пос. Нижний Архыз, 26-28 ноября 2014 г.) / сост. М.М. Паштова. – Майкоп: «ИП Паштов З.В.», 2015. – С. 67-85.
2. Султан Хан-Гирей. Записки о Черкесии // Султан Хан-Гирей. Избранные труды и документы. – Майкоп: ОАО «Полиграф-ЮГ», 2009. – С. 33-317.
3. Алоев Т.Х. Хаджреты в исследовательском дискурсе Хан-Гирея // Актуальные проблемы истории и этнографии народов Кавказа: Сб. ст. к 60-летию В.Х. Кажарова. – Нальчик: Изд-во Института гуманитарных исследований Правительства КБР и КБНЦ РАН, 2009. – С. 310-327.
4. Сталь К.Ф. Этнографический очерк черкесского народа // Кавказский сборник. – Тифлис, 1900. – Т. XXI. – С. 53-173.
5. Султан Хан-Гирей. Бесльний Абат // Султан Хан-Гирей. Избранные труды и документы. – Майкоп: ОАО «Полиграф-ЮГ», 2009. – С. 467-515.
6. Султан Хан-Гирей. Князь Пшьской Аходягоко // Султан Хан-Гирей. Избранные труды и документы. – Майкоп: ОАО «Полиграф-ЮГ», 2009. – С. 516-544.
7. Султан Хан-Гирей. Князь Канбулат // Султан Хан-Гирей. Избранные труды и документы. – Майкоп: ОАО «Полиграф-ЮГ», 2009. – С. 448-454.
8. Люлье Л.Я. О натухажцах, шапсугах и абадзехах // Люлье Л.Я. Черкессия. Историко-этнографические статьи. – Краснодар, 1927. – С. 17-23.
9. Губжоков М.Н. Хан-Гиреем «невоспетые» герои: к интеллектуальной истории адыгов XIX века // Актуальные проблемы истории и этнографии народов Кавказа: Сб. ст. к 60-летию В.Х. Кажарова. – Нальчик: Изд-во Института гуманитарных исследований Правительства КБР и КБНЦ РАН, 2009. – С. 294-309.
10. Губжоков М.Н. В поисках идеального государства: платоновские мотивы в трудах Султана Хан-Гирея // Этнофилософия адыгов: от мифа к логосу: Материалы Круглого стола, посвящённого 75-летию доктора философских наук, профессора Ханаху Руслана Асхадовича / под науч. ред. Л.А. Деловой [Электронный ресурс]: текстовое электрон. изд. – Майкоп: АРИГИ; ЭлИТ, 2016. – С. 24-37.

Вестник науки АРИГИ №12 (36) с. 77-81.