Заговор маркиза ди-Ботта

Дело заговора маркиза ди-Ботта является мрачной страницей царствования Елизаветы Петровны, лежащее неизгладимым пятном на личности лейб-медика Лестока. В России Иоганн Герман Лесток известен как исключительный чужеземец-авнтюрист.

Лесток, верой и правдой служивший своим личным выгодам, извлекавший их повсюду с гениальным мастерством, случайно попал на страницы фантасмагорической русской истории. Он стал главным двигателем государственного переворота в России, окончившегося благополучным восшествием на престол Елизаветы Петровны в 1741 году.

В результате переворота Лесток неожиданно для себя сделался лицом историческим. Первые три года царствования Елизаветы Петровны он заправлял важнейшими государственными делами и пользовался огромным значением.

Будучи человеком подозрительным, Лесток трепетал за сохранение власти Елизаветы. Он зорко высматривал, не покушается ли кто на ее власть и страшно боялся брауншвейгского семейства*, уже перевезенного из Риги в Дюнамюнде (Даугавгривская крепость).

*Брауншвейгское семейство состояло из Антона Ульриха Брауншвейгского, его супруги Анны Леопольдовны и их сына Ивана Антоновича, свергнутого с российского престола в ходе государственного переворота в 1741 году.

Неоднократные заговоры в пользу Анны Леопольдовны убеждали лейб-медика, что бояться есть чего. Сочувствие к бывшей правительнице Анне Леопольдовне возбуждалось в народе ее печальной судьбой. Страхами Лестока воспользовался для личных интересов остзейский выходец Бергер, которых на Руси было пруд пруди во времена Бирона. Бергер, выходец из Курляндии, достиг при Бироне звание русского офицера и служил в 1743 году поручиком в лейб-кирасирском полку. Вскоре после заключения Абоского мира со шведами, Бергер получил назначение сменить офицера, состоявшего приставом при бывшем графе Левенвольде*, одним из товарищей падшего Остермана**.

* Рейнгольд Густав Левенвольде, влиятельный придворный в правление Анны Иоанновны и Анны Леопольдовны, обер-гофмаршал.

** Генрих Иоганн Фридрих Остерман, вице-канцлер России (1720-1741), президент коллегии иностранных дел (1734-1740).

Так как Бергеру не хотелось менять Петербурга на Соликамск, где находился ссыльный Левенвольде, то хитрый курляндец начал придумывать способ увернуться от неприятного назначения. Но верного средства не находилось и Бергер с большой досадой готовился к отъезду. А в это время жена вице-адмирала Лопухина, некогда бывшая известной красавицей при дворе, и возбуждавшая ревность самой Елизаветы, узнала о назначении Бергера приставом в Соликамск. Лопухина испытывала некогда нежные чувства к Левенвольде, который был постоянным поклонником ее красот и она поручила сыну своему подполковнику познакомиться с Бергером, чтобы через него передать бывшему графу дружеский привет, просить его не грустить и ждать лучших времен.

Сын в точности исполнил желание матери, и мысль мелькнула в голове изворотливого курляндца. Бергер сразу же побежал к "богу всех немцев на Руси" Лестоку и передал ему свои соображения о надежде на "лучшие времена", ожидаемые Лопухиной. Лесток заподозрил заговор и вместе с доносчиком отправился к генерал-прокурору князю Трубецкому и затем к главному инквизитору Ушакову. Бергер рассказал вельможам о происшедшем с ним и вместо отправки в Соликамск, его назначили наблюдать в Петербурге подполковника Лопухина и узнать все о чем думает молодой человек.

Для того, чтобы скорее достигнуть цели Лесток присоединил к Бергеру своего человека, капитана Фалькенберга. Сын Лопухиной любил выпить и не предоставил больших затруднений выявить его образ мыслей. Бергер и Фалькенберг затащили его в винный погребок и Лопухин, будучи пьяный, высказал мнения о существующем порядке вещей, которые разделялись многими в тогдашнем обществе.

Этого оказалось достаточным и Лесток написал донесение о происшедшем и подполковник Лопухин был схвачен, а все его семейство: отец, вице-адмирал, мать и фрейлина сестра были немедленно арестованы. Та же судьба последовала с близкой знакомой Лопухиных, Бестужевой-Рюминой, сестрой сосланного графа Головкина; была взята и камергерша Лилиенфельд с мужем. Все они были близкими людьми бывшей правительницы Анны Леопольдовны.

Была составлена следственная комиссия с Лестоком, Трубецким и Ушаковым, которая начала допросы под пыткой, основательно забытой со времен Бирона. Как комиссия не старалась, но дела не получалось. Кроме того, что знали и так все, комиссия ничего нового не приобрела. Но Лесток не хотел сдаваться. Арест гофмаршальши Бестужевой-Рюминой надоумил лейб-медика опечатать бумаги самого обер-гофмаршала, мужа преступницы и родного брата вице-канцлера.

Лестоку не удалось ничего извлечь из этих бумаг. Тогда он прибег к помощи представителя Франции Д%27Аллиона, который сообщил Лестоку выдержки из писем некоего Балори, французского посланника в Берлине. В них значилось, что австрийский маркиз ди-Ботта д%27Адорно, в прошлом году переведенный из Петербурга в Берлин, высказывает при прусском дворе сомнения в прочности нового русского правительства.

Лесток ухватился за эту новость, чтобы связать письма ди-Ботты с производимым над преступниками следствием. Маркиз ди-Ботта, живя в Петербурге был в дружеских связях с графом Головкиным и с его сестрой Бестужевой-Рюминой. Стало известно, что маркиз из Берлина постоянно переписывался с петербургскими друзьями и в результате дело Лопухиной приобрело государственное значение.

Лесток на следствии самолично бивал допрашиваемых, но его превзошел князь Трубецкой, который всегда отличался жестокостью. Но опять из допросов кроме досужих пересудов ничего не всплывало.Наконец дело нужно было заканчивать и вынести приговор. Стараниями Лестока преступники обвинялись в намерении низвергнуть императрицу и призвать правительницу Анну Леопольдовну. За обнаруженные следствием преступления, суд потребовал смертной казни для подсудимых.

Елизавета смягчила смертный приговор: вице-адмирала Лопухина с женой и сыном бить кнутом, вырезать им языки и сослать в Сибирь, конфисковав все имущество. Всего по этому делу к различным видам наказания были осуждены еще семь человек. Что касается маркиза ди-Ботта, то он по настоянию Елизаветы был отозван Веной из Берлина, арестован и заключен в крепость Грец. Брауншвейгское семейство тогда же переведено из Дюнамюнде вглубь России (в Холмогоры), о чем постоянно просил Лесток.