Самая жестокая дуэль из-за «квартирного вопроса»! Дурацкий повод – чудовищная развязка!

Некогда Булгаков устами Воланда произнес классическую фразу о том, какое значение может обрести т. н. «квартирный вопрос». Увы, сии слова имеют отношение не только к Москве НЭПовского времени, но и ко всем временам и всем сословиям.

Случилось как-то двум французским дворянам получить несколько деревень в совместное управление. Не знаю, скольких пядей во лбу был тот, кто дал такое распоряжение, но, либо он был непроходимо глуп, либо просто хотел избавиться об обоих высокородных господ.

Ибо двойное управление неизбежно должно было привести к конфликту, а как именно предпочитали решать конфликты дворяне – догадаться нетрудно.

Звали дворян – д’Аллеман и де ла Роке, причем первый был еще очень молод, а другой по тем временам – глубокий старец шестидесяти лет. Ни тот ни другой деревнями, конечно, не занимались, отдав управление кому положено – управляющим.

Разумеется, вскоре те друг с другом разругались на чем свет стоит, после чего управляющий пожилого барина побежал к самому г-ну д’Аллеману, слезно крича, что его управляющий мешает ему работать. Его собственный слуга вопил о том же самом.

Д’Аллеман с присущим дворянам «тактом», сказал управляющему де ла Роке, что если он будет притеснять его управляющего, то сам г-н д’Аллеман просто повышибает ему зубы.

Тот первым делом рванул к своему господину и сообщил, что д’Аллеман обещал выбить зубы и ему, и его хозяину заодно (т. е. де ла Роке)!

Вероятно те пара обломков, которые успел сохранить к своим годам сир де ла Роке, были ему чрезвычайно дороги, поэтому к угрозам д’Аллемана он отнесся более чем серьезно, и бросил перчатку.

Как вариант – «дедушка старый – ему все равно»,ибо это был едва ли не единственный шанс покинуть сей бренный мир молодцом, а не старой развалиной.

То, что пожилой дворянин и в самом деле не планировал оставаться в живых, можно понять из того, что, когда он вызвал молодого д’Аллемана на дуэль, тот попытался примириться, говоря, что ничего подобного он не произносил и что во всем виноват управляющий. Однако де ла Роке оставался неумолим и настоял на дуэли.

Вероятно д’Аллеман не хотел убивать дедушку, решившего, судя по всему, свести счеты со старческой жизнью. Однако когда тот настоял чтобы поединок шел по «определенным правилам», д’Аллеман занервничал.

Ибо отказаться от столь радикального способа выяснить отношения означало показать себя трусом. Согласиться же – значило подписать себе в лучшем случае тяжелые ранения, а то и смерть.

Дело в том, что в качестве оружия пожилой дворянин выбрал парный поединок на кинжалах – занятие чрезвычайно опасное и потому чрезвычайно редкое. И если вы думаете, что это некий аналог ножевого боя, то ошибаетесь.

В таких поединках оба участника должны были крепко ухватить друг друга за левую руку, не отпуская ее до конца боя.

Все удары наносились правой рукой, которая и держала кинжал. Иными словами это была крайне агрессивная форма обмена колотыми ранами, защититься от которых было нечем, ибо левая рука была заблокирована.

Мало кто знает, что смертность на обычных дуэлях на шпагах была очень высока, и примерно 2/3 поединков заканчивались именно ею. Но в данном случае гибель была гарантирована, и крохотный шанс выжить был лишь у того, кто успел бы как можно быстрее наделать смертоносных отверстий в теле соперника.

Поэтому сразу после стартовой команды поединок превращался в скоростное кромсание ближнего своего. Так было обычно – так произошло и на этот раз. Всего через несколько мгновений оба бойца сподобились райских кущей.

К сожалению, это был еще не конец, поскольку у каждого был секундант, и те, согласно тогдашним понятиям, должны были продолжить поединок уже друг с другом, что и было сделано.

К счастью молодой д’Аллеман все еще хранил в себе искорку жизни и, умирая, упросил секундантов прекратить поединок. Поскольку те уже успели тяжело ранить друг друга, спорить они не стали. Вероятно несдержанный на язык д’Аллеман, все же был сторонником мирных способов решения конфликтов, а с управляющим просто погорячился. Эх! Упокой Господи его душу!