Мурад Аджи о родословии Аджиевых

Продолжаем начатую вчера тему, посвящённую истории и генеалогии рода тюркоязычных Аджиевых. Почему тюркоязычных? Здесь речь непосредственно пойдёт об Аджиевых-кумыках и Аджиевых-карачаевцах. В начале о кумыках. Но среди Аджиевых есть и абазины-Аджиевы (Ажьи, Ажиба) и адыги-Аджиевы (Ажий).

Сегодня мы рассмотрим книгу советского и российского писателя, публициста, автора серии популярных книг в жанре фолк-хистори Мурада Эскендеровича Аджиева «Мы – из рода половецкого». Данная книга вышла в Москве в 1992 году 50-тысячным тиражом. Её автор − по национальности кумык. Его родовым аулом является Аксай, что находится в Хасавюртовском районе Республики Дагестан. По образованию Мурад Аджиев (часто выступающий под именем Мурад Аджи) является географом, имеет степень кандидата экономических наук. Согласно Википедии, «книги Аджиева принесли ему известность, вызвав интерес в России и в некоторых тюркоязычных государствах».

Посвящая книгу своему народу и рассматривая кумыков, карачаевцев, казаков, балкарцев, гагаузов, крымских татар, а также части русских и украинцев, произошедших от тюрков, Мурад Аджиев в предисловии отмечает особенную важность и острую необходимость чёткого знания своих корней, обычаев и традиций. По словам М. Аджиева, без всего этого «он не народ – толпа».

«Семь десятилетий из нас делали безродную интернациональную толпу: жестоко кромсали историю, умело подрубали корни, − пишет Мурад Аджиев. − Работали мастера! В чехарде фактов и лжи, пронизавшей всё и вся, люди терялись, стремились забыть прошлое семьи, забыть своих предков. Прятали, скрывали даже семейные фотографии − как бы чего не вышло, как бы не навредить себе и особенно детям. И − вырастали желанные кому-то поколения Иванов, не помнящих родства».

Рассказывая о родине своих предков, автор отмечает, что в ауле Аксай родился его прадедушка Абдусалам Аджиев. В Аксай Абдусалам, по словам писателя, привёз свою первую жену − чеченскую красавицу из рода Битроевых, которую звали Батий. Всего у Абдусалама было четыре жены, а Батий была старшей. Их первенца они назвали Абдурахманом. В семье родилось ещё одиннадцать детей, но лишь шестеро из них выжили.

Аджиевы, согласно распространённому среди кумыкского народа мнению, считаются родом воинов, потомственных военных, поэтому к имени мужчины из этого рода, согласно Мураду Аджиеву, полагалась приставка «сала». «Любовь к лошади, к оружию, к степному простору, − пишет автор, − приходила к ним вместе с молоком матери, а уходила только вместе с душой...».

В начале 1830-х годов прапрадедушка Мурада Аджиева Абдурахман красиво женился. «Царская получилась свадьба», − отмечает автор. Сколько жён было у Абдурахмана Мурад не знает. Как известно, Коран разрешает взять не более четырёх. Старшую жену Абдурахмана в семье называли Кавуш. Она была из знаменитого княжеского рода Тарковских, дочерью кумыкского правителя.

Вот что о правлении Тарковских пишет Википедия: «В 1732 году по Гянджинскому договору, императрица Анна Иоанновна возвратила Надир-шаху все завоевания Петра Великого за Кавказом, и Надир-шах восстановил шамхальство Тарковское и звание шамхала в лице потомства Кумыцкого князя Хасболата, с титулами: шамхала Тарковского, владетеля Буйнакского и вали Дагестанского».

Далее Мурад Аджиев пишет о происхождении Тарковских. Оказывается, их род идёт от шестого сына Чингисхана. «Шамхал первым в Дагестане принял высший титул российского дворянства, − рассказывает Аджиев, − но за это он поплатился властью, уступив кумыкский трон русскому наместнику. Когда-то в их родовой аул Тарки приезжал Пётр I. К сожалению, род этот вымер в советское время».

Сами Аджиевы, по словам автора книги, служили в российской армии, потому что, согласно Гянджийскому трактату, подписанному в 1835 году Россией и Персией, кумыки, жившие на землях от Сулака до Терека, стали относиться к России, а южные кумыки − к Персии. Абдусалам Аджиев имел великолепное для того времени образование. Он закончил Каирский мусульманский университет, ходил в Мекку, помимо своего родного языка, свободно владел арабским, латинским, французским и русским языками. Его имя среди георгиевских кавалеров российской армии было выбито в Георгиевском зале Московского Кремля. «За воинское искусство и за высочайшую порядочность, − пишет Мурад Аджи, − братья Аджиевы служили в Собственном конвое Его Величества – в самых привилегированных войсках российской армии».

Из данной книги мы также узнаём, что собственный конвой Его Величества был сформирован в 1828 году из кавказских горцев, среди которых значился и генерал Асев Аджиев. Более того, братья Аджиевы одно время даже командовали взводами конвоя. «Среди других, − пишет Мурад Аджи, − в конвое служил персидский принц Риза-Кули-Мирза и, судя по всему, у Аджиевых были с ним очень неплохие отношения, иначе как объяснить, что родной брат персидского шаха женился на сестре Аджиевых».

«Но породнились Аджиевы не только с персидским шахом», − отмечает автор. Одну из дочерей − прекрасную Умайдат − Абдусалам отдал за лезгинского хана Бейбалабека Султанова из аула Ахты. Хан был выпускником Сорбонны. Он почти 15 лет жил с молодой красавицей женой в Париже, где имел врачебную практику.

П осле убийства царя в 1881 году конвой распался. Ни в чём не повинного Абдусалама Аджиева из Санкт-Петербурга отправили служить начальником далёкой крепости в Назрани. Следом, по словам Мурада Аджиева, полетело письмо о тайном надзоре, который установили за всеми участниками царского конвоя. Вскоре полковник Аджиев быстро оставил поднадзорную должность и, исходя из того, что у него было высшее мусульманское образование, он занял место наиба в большом кумыкском селении Чирюрт.

«Своим спокойствием, рассудительностью Абдусалам подавлял окружающих, − пишет Мурат Аджиев, − подчинял их себе без приказов и слов, иных приводил в трепет. Его боялись. И тайно не любили, остерегаясь явно выразить свою неприязнь».

Продолжая свой рассказ, автор сообщает нам об одном примечательном случае, который произошёл с Абдусаламом Аджиевым: «Говорят, какая-то неземная сила была в нём. Когда он шёл по улице, прохожие отворачивались или прятались. Однажды на него бросилась огромная кавказская овчарка, но он ни на шаг не отошёл, а лишь посмотрел на неё своим тяжёлым взглядом. Бедный пёс припал к земле и, жалобно скуля, пополз прочь. А прадедушка спокойно пошёл дальше...».

Абдусалам Аджиев, оказывается, был знаком с самим Львом Толстым. Вот что пишет по этому поводу его правнук Мурад Аджиев: «В 1902 году, в канун своего 70-летия, Абдусалам Аджиев, человек, склонный к философским размышлениям, часто задумывавшийся о смысле жизни, поехал в Ясную Поляну, к другому склонному к философским размышлениям человеку, подарил ему бурку. Они беседовали. От Льва Толстого прадедушка второй раз пошёл в Мекку...».

Мурад Аджиев пишет, что его прадед Абдусалам «умер (в 1929 году – Д.Д.), так и не поняв, за что комиссары расстреляли столько кумыков − его родственников, друзей, которые не совершили абсолютно ничего предосудительного».

Но самого Абдусалама никто не тронул. Лишь один день его продержали в каком-то помещении и выпустили. «Нет, не из-за возраста и седин пощадили его, − поясняет Мурад Аджиев. − Бандиты стреляли и в стариков, и в младенцев». Оказалось, что у Абдусалама в доме долго жил сирота, брошенный родителями. Сироту звали Махач. Он был из рода Дахадаевых. Это был будущий общественно-политический деятель Дагестана, большевик, аварец, именем которого назван город Махачкала.

«Чем приглянулся прабабушке Батий этот мальчишка с огромным лишаем на голове? – вопрошает автор. − Прабабушка моя была ясновидящей! Она вырастила на кухне доброго человека, дала ему денег на учёбу − на добро он ответил добром. Став наместником новой власти в Дагестане, Махач выдал Аджиевым «охранную грамоту».

Упоминая в своей книге Аджиевых-карачаевцев, Мурад Эскендерович заметил, что он «без особого удивления узнал, что в Учкулане был квартал Аджиевых». «Без удивления, − пишет автор, − потому что знал кое-что о своей фамилии из книг». А «кое-что» − это древняя тюркская легенда, в которой рассказывается о конфликте двух родных братьев.

«Когда-то вблизи Алтая, − гласит эта легенда, − кочевали племена древних тюрков, пришло время, вождь их умер и оставил всё двум сыновьям. Однажды братья поссорились, младший по имени Шад, схватил кинжал и бросился на старшего, но не убил его, а только ранил. Опасаясь мести, Шад сбежал из племени, взяв с собой рабыню, из-за которой и поссорились братья. Он ушёл далеко, где была большая река и много деревьев. Вскоре к нему пришли семь его родственников, одного из которых звали Аджилад, остальных − Ими, Имак, Татар, Байндур, Кыпчак и Ланиказ. Когда земля разукрасилась и потом снег растаял, они узнали от путников, что на их племя напали враги, что старший брат убит. Шад, услышав эту тяжёлую весть, вернулся в племя, собрал людей, которые прятались по лесам, и отомстил врагам за смерть брата. Его племя быстро окрепло, разрослось, и от него отделилось семь других племён по имени названных семи человек... Так пошли по земле тюрки».

Исходя из только что процитированной легенды, Мурад Аджиев делает вывод, что Аджи является одним из древнейших тюркских родов. Корень «Аджи», согласно автору, не раз встречается в литературе о половцах в форме Абаджи, Атаджи, Аджибей, Аукаджи и Аджибал.

Мураду Аджиеву рассказали в Карачае о примете, которую знает весь народ: «если встретишь на дороге Биджиева, поворачивай назад, пути не будет, в если встретишь Аджиева − это к удаче».