Расселение Сванов на Северном Кавказе до XIX века.
Господствует мнение, будто Кавказский хребет всегда оставался крайним северным рубежом распространения картвельских племен. В настоящее время эту точку зрения нельзя считать правильной. Обратимся к фактам.
При слиянии р. Джилги с р. Чегемом стоит старинная боевая башня, построенная в стиле, который не известен на Северном Кавказе. Она увенчана парапетом, в точности воспроизводящим форму парапетов многочисленных башен Сванети. Народная молва приписывает постройку этой башни сванским мастерам.
А. Фиркович в 1841 г., осматривая в Бизингийском ущелье развалины старинного христианского храма, видел на его стенах фрески с остатками грузинской надписи.
У сванов существует предание, согласно которому верховья р. Кубани и часть бассейна р. Терека некогда принадлежали их предкам. Вот, например, что со слов сванов записал в 1887 г. В. Я. Тепцов: «Все земли по истокам Кубани и Терека... сванеты считают своими... Еще... лет 20-30 назад, сванеты брали с горцев Северного Кавказа арендную плату за земли по истокам Терека; плата эта прекратилась с покорением Западного Кавказа русскими... Сванеты на Северном Кавказе указывают башни одинаковой конструкции с сванетскими и говорят, что башни эти выстроены их предками, которым принадлежали эти земли и христианские могилы на них... На одном из истоков Кубани, Кичкенекол, сванеты указывают на развалины чрезвычайно древнего моста, как на доказательство их бывших владений. Здесь, по преданию, был город и крепость, сторожившая проход по ущелью этой реки в Сванетию. Как разложилось их государство и когда — сванеты не помнят». В другой своей работе тот же автор замечает, что, по словам сванов, верховья р. Кубани в древности были населены сванами, которые потом были вытеснены за Главный кавказский хребет тюркоязычными пришельцами. В. В. Бардавелидзе и Р. Л. Харадзе сообщили автору этих строк, что в Сванети до сих пор еще существуют аналогичные предания.
Показательно, что сванские предания согласуются с преданиями того населения, которое исторически сменило собою сванов Северного Кавказа. Так, население ущелья, по которому течет р. Восточный Черек, рассказывало, что первоначально там жили сваны и от них, будто бы, вели свое происхождение жители с. Сауты. М. Иванов, ссылаясь на мнение стариков-урусбиевцев, писал, что верховья р. Баксана в древности принадлежали сванам. По преданию чегемцев, во времена одного из полулегендарных предков чегемских феодалов, Анфако (Абадзех), Баксанское ущелье принадлежало сванам и Анфако безуспешно пытался отвоевать его. Лет 10 назад местный исследователь X. О. Лайпанов сообщил автору этих строк, что в верховьях р. Кубани им записано предание о том, что на месте с. Эльбрус в Баксанском ущелье в старину существовало сванское селение
Приведенные данные позволяют предполагать, что в некую историческую эпоху часть Северного Кавказа, в первую очередь, верховья р. Кубани и р. Баксана, были населены сванами. Но предположение должно иметь опору в неподлежащем сомнению документе. Есть ли такой документ? Да, есть. Это — запись показаний одного кумыкского и двух кабардинских князей, сделанная в 1743 г. в Коллегии иностранных дел, в Петербурге. В записи сказано, что между народом харачай, обитающим «в кубанских вершинах» и имеющим «татарский язык», с одной стороны, и «волостью Чегем», где в употреблении «особливый» язык (сванский?), но «они употребляют и татарский язык», с другой стороны, расположен «народ Соны». В русских документах XVII-XVIII вв. «сонами» называются изредка осетины и постоянно — сваны. То, что в нашем документе имеются в виду не осетины, видно как из точно указанного географического положения «сонов» (Баксанское ущелье), так и из того, что запись четко отличает «сонов» от осетин, которых она называет «дюгорами» и «сюрдюгорами». Указание на пребывание сванов в Баксанском ущелье нельзя считать ошибкой записи, так как лиц, со слов которых она составлена, нельзя заподозрить в плохой осведомленности в вопросах политической и этнической обстановки на территории, которая тогда была объектом постоянных захватнических претензий кабардинских князей. Хорошая осведомленность информаторов составителя документа обнаруживается из самого содержания записи, которая изобилует политико-экономическими и бытовыми подробностями. О баксанских сванах в записи говорится следующее:
«Четвертый народ Соны, живут на вершинах реки Баксана, близ вершин реки Кумы и Кубани. Имеют особливый язык. Носят платье короткое с малыми фалдами, подобное немецкому. Волосы имеют длинные. Многие из оных и до ныне состоят в христианском законе. Есть у них и владельцы. Дорога к ним простирается через Баксан, где живут Большой Кабарды владельцы Магомет Коргокин с братьями, и надобно ехать 3 дня».
К сожалению, запись не дает указания на северную границу распространения сванов на Северном Кавказе. Ссылка на трехдневный путь ничего не объясняет, так как нам не известен тот пункт, который осведомители считали началом этого пути. Можем только констатировать, что документ никого, кроме сванов, на Баксане не упоминает, а это значит, что территория сванов в начале 40-х годов XVIII в. непосредственно граничила с территорией, населенной кабардинцами. Где же проходила эта граница? Наличие картвельского названия у с. Лашкута (о чем речь шла выше) позволяет считать, что сваны занимали земли от истоков р. Баксан до с. Лашкута включительно, т. е. все Баксанское ущелье до выхода р. Баксан на кабардинскую равнину. Северная граница расселения сванов до XIX в. в области верхней Кубани, исходя из топонимики, намечается ниже слияния р. Теберды с р. Кубанью.
В. И. Абаев в своей последней книге пишет: «Северокавказские, в частности осетинские влияния, являются фактом, с которым полностью следует считаться историку сванского языка». В примечании к этому месту он добавляет, что автору в 1944 г. «приходилось отмечать в сванском, рядом с осетинскими, попутно балкарские, кабардинские и другие северокавказские элементы. Так, сванское w?rg «князь» неотделимо от кабардинского work «дворянин». Нам кажется, что многие северокавказские элементы могли проникнуть в сванский язык именно в ту пору, когда сами сваны занимали часть территории Северного Кавказа. В этом отношении особенно интересно свидетельство В. И. Абаева о термине w?rg. Возникает вопрос: почему кабардинское название «дворянина» на сванской почве выросло до значения «князь». Если допустить, что сваны всегда жили только по южную сторону главного Кавказского хребта, т. е. за пределами досягаемости захватнической политики кабардинских князей, то сванское переосмысление термина work останется непонятным. Если же учесть, что сваны в известный период своей истории были непосредственными соседями кабардинцев и занимали ту часть северокавказских земель, которая долгое время являлась объектом захватнической политики кабардинских князей, то подобное переосмысление оказывается неизбежным. Кабардинские князья считали соседние с ними горские племена своими данниками и, как следствие этого, княжеское сословие этих племен кабардинский адат уравнивал в правах не с кабардинскими князьями, а с кабардинскими первостепенными дворянами. Князья северокавказских сванов, в глазах кабардинца XVII-XVIII вв., были поэтому не князья, а только дворяне. Сохранение сванами кабардинского термина work в значении «князь» является не только еще одним подтверждением пребывания сванов на Северном Кавказе, но, кроме того, позволяет высказать предположение, что сваны на Северном Кавказе оказались в числе данников Кабарды.
...Согласно дополнению к Никоновской летописи, в 1562 г. 500 стрельцов с головою Григорием Семеновым и 500 казаков при пяти атаманах по царскому приказу ходили вместе с кабардинским князем Темрюком (тесть Ивана Грозного) против недругов последнего. Главным из этих недругов в дополнении к Никоновской летописи назван кабардинский князь Шепшук (Пшеапшоко). В числе «Шепшуковых улусов», т. е. подвластных Шепшуку земель, упоминается взятый у него г. Кован, может быть от ногайского Кобан, что значит р. Кубань. Главная же ценность для нас свидетельства дополнения к Никоновской летописи заключается в указании, что кабардинцы Темрюка вместе с царскими людьми отвоевали у Шепшука много «сонских кабаков», т. е. сванских поселений.
Допустимо ли предполагать, что кабардинский князь Шепшук мог владеть частью закавказской Сванети и что именно ее потом отнял у него Темрюк? Конечно, нет. Дополнения к Никоновской летописи доказывают, что в XVI в. на Северном Кавказе было значительное сванское население. С другой стороны, упоминание этим документом г. Кована дает возможность предполагать, что сваны, входившие в число «Шепшуковых улусов», в середине XVI в. проживали в верховьях Кубани. Во всяком случае это положение согласуется с другими нашими материалами.
Таким образом, на основе приведенных материалов, можно сказать, что расселение сванов на Северном Кавказе до XIX в. не подлежит сомнению.
При слиянии р. Джилги с р. Чегемом стоит старинная боевая башня, построенная в стиле, который не известен на Северном Кавказе. Она увенчана парапетом, в точности воспроизводящим форму парапетов многочисленных башен Сванети. Народная молва приписывает постройку этой башни сванским мастерам.
А. Фиркович в 1841 г., осматривая в Бизингийском ущелье развалины старинного христианского храма, видел на его стенах фрески с остатками грузинской надписи.
У сванов существует предание, согласно которому верховья р. Кубани и часть бассейна р. Терека некогда принадлежали их предкам. Вот, например, что со слов сванов записал в 1887 г. В. Я. Тепцов: «Все земли по истокам Кубани и Терека... сванеты считают своими... Еще... лет 20-30 назад, сванеты брали с горцев Северного Кавказа арендную плату за земли по истокам Терека; плата эта прекратилась с покорением Западного Кавказа русскими... Сванеты на Северном Кавказе указывают башни одинаковой конструкции с сванетскими и говорят, что башни эти выстроены их предками, которым принадлежали эти земли и христианские могилы на них... На одном из истоков Кубани, Кичкенекол, сванеты указывают на развалины чрезвычайно древнего моста, как на доказательство их бывших владений. Здесь, по преданию, был город и крепость, сторожившая проход по ущелью этой реки в Сванетию. Как разложилось их государство и когда — сванеты не помнят». В другой своей работе тот же автор замечает, что, по словам сванов, верховья р. Кубани в древности были населены сванами, которые потом были вытеснены за Главный кавказский хребет тюркоязычными пришельцами. В. В. Бардавелидзе и Р. Л. Харадзе сообщили автору этих строк, что в Сванети до сих пор еще существуют аналогичные предания.
Показательно, что сванские предания согласуются с преданиями того населения, которое исторически сменило собою сванов Северного Кавказа. Так, население ущелья, по которому течет р. Восточный Черек, рассказывало, что первоначально там жили сваны и от них, будто бы, вели свое происхождение жители с. Сауты. М. Иванов, ссылаясь на мнение стариков-урусбиевцев, писал, что верховья р. Баксана в древности принадлежали сванам. По преданию чегемцев, во времена одного из полулегендарных предков чегемских феодалов, Анфако (Абадзех), Баксанское ущелье принадлежало сванам и Анфако безуспешно пытался отвоевать его. Лет 10 назад местный исследователь X. О. Лайпанов сообщил автору этих строк, что в верховьях р. Кубани им записано предание о том, что на месте с. Эльбрус в Баксанском ущелье в старину существовало сванское селение
Приведенные данные позволяют предполагать, что в некую историческую эпоху часть Северного Кавказа, в первую очередь, верховья р. Кубани и р. Баксана, были населены сванами. Но предположение должно иметь опору в неподлежащем сомнению документе. Есть ли такой документ? Да, есть. Это — запись показаний одного кумыкского и двух кабардинских князей, сделанная в 1743 г. в Коллегии иностранных дел, в Петербурге. В записи сказано, что между народом харачай, обитающим «в кубанских вершинах» и имеющим «татарский язык», с одной стороны, и «волостью Чегем», где в употреблении «особливый» язык (сванский?), но «они употребляют и татарский язык», с другой стороны, расположен «народ Соны». В русских документах XVII-XVIII вв. «сонами» называются изредка осетины и постоянно — сваны. То, что в нашем документе имеются в виду не осетины, видно как из точно указанного географического положения «сонов» (Баксанское ущелье), так и из того, что запись четко отличает «сонов» от осетин, которых она называет «дюгорами» и «сюрдюгорами». Указание на пребывание сванов в Баксанском ущелье нельзя считать ошибкой записи, так как лиц, со слов которых она составлена, нельзя заподозрить в плохой осведомленности в вопросах политической и этнической обстановки на территории, которая тогда была объектом постоянных захватнических претензий кабардинских князей. Хорошая осведомленность информаторов составителя документа обнаруживается из самого содержания записи, которая изобилует политико-экономическими и бытовыми подробностями. О баксанских сванах в записи говорится следующее:
«Четвертый народ Соны, живут на вершинах реки Баксана, близ вершин реки Кумы и Кубани. Имеют особливый язык. Носят платье короткое с малыми фалдами, подобное немецкому. Волосы имеют длинные. Многие из оных и до ныне состоят в христианском законе. Есть у них и владельцы. Дорога к ним простирается через Баксан, где живут Большой Кабарды владельцы Магомет Коргокин с братьями, и надобно ехать 3 дня».
К сожалению, запись не дает указания на северную границу распространения сванов на Северном Кавказе. Ссылка на трехдневный путь ничего не объясняет, так как нам не известен тот пункт, который осведомители считали началом этого пути. Можем только констатировать, что документ никого, кроме сванов, на Баксане не упоминает, а это значит, что территория сванов в начале 40-х годов XVIII в. непосредственно граничила с территорией, населенной кабардинцами. Где же проходила эта граница? Наличие картвельского названия у с. Лашкута (о чем речь шла выше) позволяет считать, что сваны занимали земли от истоков р. Баксан до с. Лашкута включительно, т. е. все Баксанское ущелье до выхода р. Баксан на кабардинскую равнину. Северная граница расселения сванов до XIX в. в области верхней Кубани, исходя из топонимики, намечается ниже слияния р. Теберды с р. Кубанью.
В. И. Абаев в своей последней книге пишет: «Северокавказские, в частности осетинские влияния, являются фактом, с которым полностью следует считаться историку сванского языка». В примечании к этому месту он добавляет, что автору в 1944 г. «приходилось отмечать в сванском, рядом с осетинскими, попутно балкарские, кабардинские и другие северокавказские элементы. Так, сванское w?rg «князь» неотделимо от кабардинского work «дворянин». Нам кажется, что многие северокавказские элементы могли проникнуть в сванский язык именно в ту пору, когда сами сваны занимали часть территории Северного Кавказа. В этом отношении особенно интересно свидетельство В. И. Абаева о термине w?rg. Возникает вопрос: почему кабардинское название «дворянина» на сванской почве выросло до значения «князь». Если допустить, что сваны всегда жили только по южную сторону главного Кавказского хребта, т. е. за пределами досягаемости захватнической политики кабардинских князей, то сванское переосмысление термина work останется непонятным. Если же учесть, что сваны в известный период своей истории были непосредственными соседями кабардинцев и занимали ту часть северокавказских земель, которая долгое время являлась объектом захватнической политики кабардинских князей, то подобное переосмысление оказывается неизбежным. Кабардинские князья считали соседние с ними горские племена своими данниками и, как следствие этого, княжеское сословие этих племен кабардинский адат уравнивал в правах не с кабардинскими князьями, а с кабардинскими первостепенными дворянами. Князья северокавказских сванов, в глазах кабардинца XVII-XVIII вв., были поэтому не князья, а только дворяне. Сохранение сванами кабардинского термина work в значении «князь» является не только еще одним подтверждением пребывания сванов на Северном Кавказе, но, кроме того, позволяет высказать предположение, что сваны на Северном Кавказе оказались в числе данников Кабарды.
...Согласно дополнению к Никоновской летописи, в 1562 г. 500 стрельцов с головою Григорием Семеновым и 500 казаков при пяти атаманах по царскому приказу ходили вместе с кабардинским князем Темрюком (тесть Ивана Грозного) против недругов последнего. Главным из этих недругов в дополнении к Никоновской летописи назван кабардинский князь Шепшук (Пшеапшоко). В числе «Шепшуковых улусов», т. е. подвластных Шепшуку земель, упоминается взятый у него г. Кован, может быть от ногайского Кобан, что значит р. Кубань. Главная же ценность для нас свидетельства дополнения к Никоновской летописи заключается в указании, что кабардинцы Темрюка вместе с царскими людьми отвоевали у Шепшука много «сонских кабаков», т. е. сванских поселений.
Допустимо ли предполагать, что кабардинский князь Шепшук мог владеть частью закавказской Сванети и что именно ее потом отнял у него Темрюк? Конечно, нет. Дополнения к Никоновской летописи доказывают, что в XVI в. на Северном Кавказе было значительное сванское население. С другой стороны, упоминание этим документом г. Кована дает возможность предполагать, что сваны, входившие в число «Шепшуковых улусов», в середине XVI в. проживали в верховьях Кубани. Во всяком случае это положение согласуется с другими нашими материалами.
Таким образом, на основе приведенных материалов, можно сказать, что расселение сванов на Северном Кавказе до XIX в. не подлежит сомнению.
Loading...
Комментарии к новости
Добавить комментарий
Экономика
Происшествия
Спорт
Бизнес