К вопросу о политическом противоборстве в Абхазии первой трети XIX столетия

На протяжении многих десятилетий драматические события абхазской политической жизни первой трети XIX века, вопрос о так называемом присоединении Абхазии к России, о таинственности и противоречивости, безусловно, выдающейся политической фигуры Асланбея Чачба (Шервашидзе), старшего сына Келешбея, о котором К. Кудрявцев заметил: 
“Арсланбей злой гений Абхазии начала XIX века” - вызывает огромный интерес не только у абхазского общества. В разное время этот период истории Абхазии привлекал к себе внимание целого ряда ученых и публицистов, среди которых следует особо отметить С. Броневского, Н. Дубровина, В. Потто, К. Мачаварииани, А. Фадеева, И. Антелава, Г. Дзидзария и др. Источниковой основой для этих работ послужили “Акты, собранные Кавказскою археографическою комиссиею” (далее АКАК). В этом фундаментальном труде сосредоточены десятки основополагающих документов первой трети XIX века, проливающих свет на далеко неоднозначные события в Абхазии. К таковым, например, относятся материалы, посвященные деятельности абхазского владетеля Келешбея, его старшего сына Асланбея, а также Сефербея. Обращает на себя внимание утвердившееся с начала XIX века в русской и советской историографии расхожее мнение о том, будто Келешбей стремился в Россию, а его старший сын Асланбей в связи с таким стремлением организовал заговор и якобы убил отца. Благодаря этим исследованиям, в сознание абхазского народа исключительно через книжную, литературную пропаганду, созвучную официальной имперской доктрине, в течение почти двух столетий внедрялся тезис об “отцеубийце Асланбее”, в то время, как в памяти народной Асланбей жил самостоятельной, совершенно иной жизнью народного героя, законного владетеля, боровшегося за свободу Абхазии, что нашло свое отражение и в абхазском фольклоре. Об этом, в частности, свидетельствует В. И. Стражев (1879- 1950 гг.) - не только поэт, литератор, но и археолог, историк. Он представляет собой редкое исключение в том смысле, что выбивается из общепринятого русскоязычного ряда текстов на тему об Аслан­ бее. Хорошо знавший Абхазию, внимательно изучавший исторические источники, он еще в 1923 г. поставил под сомнение причастность Асланбея к убийству Келешбея. В лирическом стихотворении “Асланбей” есть удивительно проницательные строчки: ... Аслан! Я верю небылице: Отцовской кровью плачет твой кинжал! В небольшой исторической справке к этому стихотворению Виктор Стражев пишет об Асланбее:
“Его бурная жизнь прошла в упорной и жестокой борьбе с братом (от другой жены Келешбея) Сефербеем и племянниками Димитрием и Михаилом, последующими владетелями Абхазии. Ярый противник русских, Аслан воплотил в себе образ героя - борца за независимость и таким остался в памяти своего народа”.


Интересно, что первое известие об убийстве Келешбея было по­ лучено ген. Рыкгофом именно от Сефербея заинтересованного лица. На основании донесения Рыкгофа граф Гудович 19 мая 1808 г. обратился с подробным донесением к Александру 1. Затем, 8 июня 1808 г. владетельница Мегрелии Нина обращается из Зугдиди с письмом к графу Головину и в тот же день пишет прошение русскому императору. Именно в этих документах изложена официальная версия происшедшего в Абхазии. Интересно, что эта точка зрения, без критического анализа источников, почему-то слово в слово перекочевала в труды русских и советских историков. Поражает и выборочность “нужных” документальных материалов, приводимых в исследованиях. Никто из историков, которые специально разрабатывали тему России и Абхазии начала XIX века, не приводит, например, такое важное свидетельство, как упоминаемые ген. Рыкгофом, обращенные к нему письма самого Асланбея, где он говорит о своей невиновности и что в убийстве его отца замешаны посторонние люди. Не может не настораживать и другое обстоятельство. Сефербей, претендовавший на престол, не мог его занять в силу того, что был сыном крестьянки, простолюдинки. Он был законным сыном Келешбея, но по абхазскому праву не мог стать владетелем. Более того, на момент убийства русское военное командование и царская администрация с крайним недоверием относились к Келешбею и его старшему сыну Асланбею законному наследнику Абхазского престола. В политическом плане и в военных вопросах Россия в этом регионе делала ставку только на Мегрелию, а конкретно, на Нину Дадиани, которая ничем не гнушалась лишь бы удовлетворить аппетиты России и свои собственные амбиции. Естественно, Нина Дадиани не могла влиять на Абхазию при Келешбее или Асланбее, но ее и Россию вполне устраивал слабохарактерный Сефербей, который являлся зятем владетельницы Мегрелии. Об этом кресноречиво говорится в ее обращении к Александру 1 от 8 июня 1808 г.:
“И так, самодержавнейший Государь, ныне время удобное принять Сефербека под Ваш покров, ибо он есть член (нашего дома) и сосед наш”.


Следует особо отметить и такой факт. В день убийства Келешбея 2 мая 1808 г. Сефербей не был в Сухум-Кале, и потому не мог быть очевидцем случившегося. Между тем первые сведения, причем подробные, русское военное командование получило именно от Сефербея, который обвинил в гибели Келешбея его сына и своего старшего брата Асланбея. Странно и другое. В тот роковой день Келешбей собрал своих самых доверенных людей и обсуждал с ними важные вопросы. Почему среди этих наиболее верных сторонников не было, например, Сефербея, который в момент убийства не находился в Сухум-Кале, а пребывал в Никопсии или в Лыхны? По всей видимости, Сефербей в заказном порядке опорочил старшего брата Асланбея, законного наследника престола, который никак не устраивал русское командование и Нину Дадиани в этом качестве. И только очернив, оклеветав его в страшном преступлении, можно было найти формальный повод к его отлучению от престолонаследия. Между тем, обращаясь к Александру 1, даже граф Гудович в своем первом сообщении об убийстве Келешбея, ссылаясь на якобы непростые взаимоотношения отца с Асланбеем, вынужден был признать, что накануне гибели Келешбея Асланбей сумел вернуть к себе расположение владетеля Абхазии или, если дословно: “успел приобрести его (Келешбея - С. Л.) доверенность”. «Как известно, в 80-х гг. XVIII века к власти стремительно пришел абхазский владетельный князь Келешбей Чачба (Шервашидзе). В течение трех десятилетий он проводил самостоятельную политику, успешно лавируя между интересами Турции и России. Князь отличался умом, хитростью и его имя было широко известноза пределами Кавказа. Высокого роста, с резкими чертами лица и огненными волосами, он заметно выделялся среди окружающих и приковывал внимание современников - военных, дипломатов, путешественников. Келешбей быстро подчинил себе феодальную знать Абхазии, опираясь на мелкое дворянство и “чистых” крестьян-анхаю, каждый из которых был вооружен ружьем, шашкою и пистолетом. Эта постоянная стража состояла из 500 ратников. В случае военной угрозы Келешбей в считанные часы выставлял хорошо вооруженное 25-тысячное войско с артиллерией, конницей и даже флотом. До 600 военных галер владетеля постоянно крейсировали вдоль Черноморского побережья, от Батума до Анапы, причем коменданта­ ми крепостей Поти и Батум были его племянники - однофамильцы. На первом этапе своей деятельности Келешбей пользовался военно-политической поддержкой Турции, под протекторатом которой находилась Абхазия. В период расцвета этих отношений владе­ тель построил в Сухуме 70-ти пушечный корабль и подарил его султану. Однако Келешбей, как и его отец владетель Манча (Манучар) Чачба, высланный султаном в середине XVIII века в Турцию вместе с братьями Ширваном и Зурабом, вынашивал сокровенную мечту о полной свободе и независимости Абхазского государства. Келешбей помнил как расправились с его семьей. Только дяде его Зурабу удалось вернуться в Абхазию и стать владетелем. Во время пребывания в турецкой ссылке князей Чачба, в Абхазии усилились эшерские князья Дзяпш-ипа, занявшие окрестности Сухума. Не имея возможности бороться с этой фамилией, Зураб старался сохранить с ней дружественные отношения и даже женил на княжне Дзяпш-ипа своего племянника Келешбея. Заручившись поддержкой этого влиятельного клана, Зураб в 1771 г. поднял восстание и изгнал турецкий гарнизон из Сухума. Однако, в результате предательства одного из Чачба, турки скоро вернули Сухумскую крепость, а затем, устранив Зураба, признали владетелем Абхазии Келешбея. Келешбей внимательно следил за утверждением России в Восточной Грузии, где в 1801 г. было упразднено Картлийско-Кахетинское царство. Владетель надеялся, что военное присутствие царской России в Закавказье (Южный Кавказ) - временное явление, в связи с чем он сделал в 1803 г. первый чисто формальный шаг к сближению с Россией. Однако, как верно заметил по этому поводу историк И. Г. Антелава, “Келешбек не решался, колебался вступить в российское подданство, боясь потерять свою независимость”. Он лишь намеревался с помощью России избавиться от протектората Турции, что и случилось 25 июля 1806 г. после не­ удачного похода турецкого флота в составе 3-х военных кораблей и 8-ми гребных судов к берегам Абхазии. Келешбей успел подготовиться и выставил у Сухумской крепости многотысячную абхазо- адыгскую армию. Флот развернулся и ушел. “Это счастливое событие окружило имя Келешбея ореолом героя и еще больше подняло его авторитет, - отмечал в 1940 г. 
Г. А. Дзидзария. Почти год управлял он независимой Абхазией и заметно охладел к России, вследствие чего царские генералы даже заподозрили его в “измене”. Однако в дальнейшем известный историк-кавказовед Г. А. Дзидзария издал монографию с совершенно иным названием: “Присоединение Абхазии к России и его историческое значение” (Сухуми, 1960), что было продиктовано идеологическими соображениями... В конце XVIII - начале XIX вв. владетель Абхазии неоднократно вторгался в пределы Мегрелии и Имеретин, а его войска доходили до Кутаиси. На левом берегу, в устье Ингура, он закрепил за собой крепость Анаклию. В 1802 г. Келешбей выставил 20- тысячное войско с 3 пушками против владетеля Мегрелии Григория Дадиани и взял в заложники его сына - наследника Левана. Положение Григория Дадиани, бессильного сдержать натиск царя Имеретин Соломона П, с одной стороны, и абхазского владетеля- с другой, вынудило его первым в Западной Грузии прибегнуть к военной помощи России и вступить под ее покровительство в декабре 1803 г. С этого момента Мегрелия оказывается на острие российской политики в крае. Однако слабовольный Григорий Дадиани не годился на эту роль, а царские власти и военное командование Рос­ сии все большее внимание обращают на его энергичную и властолюбивую жену Нину, которую Цицианов в письме Литвинову в ноябре 1804 г. образно и лаконично охарактеризовал: “великая интриганка”. 24 октября 1804 г. Григорий Дадиани неожиданно умирает. По свидетельству католического священника, патера Николо, владетель Мегрелии был отравлен жареной курицей, заправленной ядом, а когда почувствовал себя плохо, ему принесли пилюли, наполненные опиумом. Патер Николо сообщает, что все это было устроено княгиней Ниной, овдовевшей в 27 лет. Такого же мнения придерживался и русский историк Н. Дубровин, назвавший Нину Дадиани “женщиной отважною, хитрою и самолюбивою”. Патер Николо был личным лекарем Григория Дадиани и после почти месячной отлучки, вернувшись в Мегрелию, застал его уже мертвым. По наведенным справкам патер узнал, что Дадиани лечила лекарка Зева. Николо при собрании народа попросил ее рас­ сказать обстоятельства, которые предшествовали кончине. После твоего лекарства, говорила Зева, Дадиан был истинно здоров, так что оправясь в теле, имел чрезвычайный аппетит. В субботу он приказал жене подать ужин. Изготовя курицу с маслом, княгиня Нина отослала ее мужу. Съевши половину, Дадиан сказал: как невкусна курица, но по тогдашнему его аппетиту съел всю без остатка. В полночь он почувствовал жестокую боль в желудке, спрашивал у жены с кем она прислала. Дадиан потребовал твоих(ксендза Николо) пилюль, но вместо них были принесены другие, переполненные опиумом. После приема пилюль, в полночь, ему сделалось хуже, и он приказал позвать меня. Я сказала, что не в состоянии его вылечить, потому что, по мнению моему, он должен быть отравлен, и советовала призвать тебя. Услыхав о том, княгиня Нина запретила, под страхом наказания говорить об отравлении, присовокупив, что кто может отравить Дадиана? Вслед затем патер Николо, продолжает Н. Дубровин, вместе с лекаркою отправился к княгине Нине. - Зачем вы дали Дадиану опиум? - спросил Николо. - Я сделала это по ошибке, - ответила Нина, - но что делать!” Патер Николо заплакал. “Не плачьте, утешала его Нина, я знаю, что скоро мой сын Леван будет Дадианом, он еще более вас одарит и будет милостивее к вам”. Тогда же резко осложнились отношения между Россией и Абхазией, так как сын отравленного владетеля Мегрелии находился в заложниках у Келешбея. Русские военные власти потребовали немедленной выдачи Левана Дадиани и на дерзкий отказ Келешбея, ответили военной акцией: в марте.1805 г. русский генерал Рыкгоф отбил у него крепость Анаклию. В результате долгих переговоров абхазский владетель вернул 2 апреля 1805 г. заложника Левана, ставшего формальным владетелем, в то время, как действительной правительницей Мегрелии вплоть до совершеннолетия Левана была его мать Нина Дадиани. В обмен на Левана абхазский владетель вновь получил крепость Анаклию. Тогда же Келешбей пытался наладить внешнеполитические связи с наполеоновской Францией и даже вел переписку с ее знаменитым министром иностранных дел Талейраном. В разразившейся русско-турецкой войне 1806-1812 гг. царизм пытался использовать влияние Келешбея в своих интересах, тем более, что русские сомневались в искренности и верности Келеш­ бея, когда он просился в Россию. Один из влиятельных чиновников в С.-Петербурге в июне 1806 г. писал:
“Нужно удостовериться, сколь чистосердечна преданность Келеш-бека к России ”.
Скоро такой случай представился. В 1807 г. 60-летнему владетелю Абхазии русские власти предложили отбить у турок крепость Поти, но он уклонился от каких-либо военных действий. Командующего войсками России на Кавказе графа Гудовича активно на­ страивал против Келешбея генерал Рыкгоф, ставший заклятым врагом Абхазского владетеля. Так, в рапорте от 8 июня 1807 г. Рыкгоф отмечал: “Келеш-бек только наружно оказывает Русским его дружбу " В ответ граф Гудович обращается к Келешбею (14 июля 1807 г.) с резкими обвинениями:
“Не помогали нашим войскам против Турок, а еще падает на вас сомнение, что вы под рукою воспособляете Туркам”.
Этими важными документами почти на год обрывается всякое упоминание о Келешбее. По всей вероятности, российские власти на Кавказе, подстрекаемые правительницей Мегрелии Ниной Дадиани, решили устранить строптивого Келешбея и воспользовавшись перемирием с Турцией, поставить во главе Абхазского княжества зятя мегрельских владетелей Сефербея Чачба, дискредитировав при этом основного наследника на престол Асланбея, мать которого из княжеской фамилии Дзяпш-ипа была первой женой Келешбея. В этих целях Сефербей, при поддержке Нины Дадиани и активном участии русской военной администрации в лице ген. Рыкгофа, организуют заговор против Келешбея, в результате которого он погибает в Сухумской крепости 2 мая 1808 г.' Между прочим, историк А. В. Фадеев в 1931 г. отметил:
“Возможно, что и убийство Келеш-бея было организовано Дадианом”.
Через год он добавил: “Это политическое убийство, несомненно, было организовано не без участия Турции и мингрельских владетелей, опасавшихся осуществления абсолютистских замыслов Келеш- бея”.
Формулировку А. В. Фадеева, спустя некоторое время, почти буквально повторил Г. А. Дзидзария. Интересно, что сразу после убийства Келешбея тон представителей русской администрации в отношении его деятельности, резко меняется. Если около года назад граф Гудович обвинял владетеля в протурецкой ориентации, то уже 20 мая 1808 г. он сообщает министру иностранных дел России графу Н. П. Румянцеву о “смерти преданного России Абхазского владельца Келеш-бея...”. С этого момента царские власти начинают формировать преднамеренный пропагандистский миф о якобы преданности Келешбея Чачба российскому трону, который бытует и по сей день. Всю вину в официальных российских документах того времени за убийство Келешбея сваливают на Асланбея. Первые же сведения, как упоминалось, с описанием этого происшествия граф Гудович получил от Сефербея - весьма заинтересованного лица, и ген. Рыкгофа. В то же время попытки самого Асланбея прояснить ситуацию не принимались во внимание русским командованием. Так, генерал Рыкгоф в рапорте графу Гудовичу сообщал об Аслан- бее:
“В каковом злодеянии он и виновным себя ни под каким предлогом не сознает, отзываясь заговором противу Келеш­ бея посторонних. Я на письма сии ничем и по сие время ему не ответствую... ”.
Такая странная реакция генерала говорит лишь о том, что ему и Гудовичу была хорошо известна подоплека событий, если не сказать большего. В их задачу, по-видимому, входило устранение самостоятельного Келешбея и возведение на престол Сефербея. Однако этот план осуществился лишь наполовину. К великому удивлению организаторов заговора (не Турции разумеется) выяснилось, что Сефербейне пользовался никаким авторитетом в абхазском обществе, а все симпатии народа, включая его родственников и близких, оказались на стороне “отцеубийцы” Асланбея, ставшего владетелем Абха­ зии. Такой поворот в событиях никак не устраивал царские власти, а особенно Нину Дадиани. Так, 8 июня 1808 г. она сообщает русскому императору Александру 1 о том, что к ней в Зугдиди явился “зять наш Сефер-бей” (был женат на Тамаре Дадиани, сестре Григория), который дал в доме Дадиани присягу на верность России и просил помощи и содействия российских войск в борьбе с законным владетелем Абхазии Асланбеем. Правительница Мегрелии пишет, что в случае признания Сефер-бея и принятия Абхазии в подданство России, пределы империи расширятся до Крыма, ибо “число Абхазцев немалое”. Нина Дадиани преследовала и свои личные цели, хорошо понимая стратегическое и торговое значение Абхазии. В начале августа 1808 г. ген. Рыкгоф по приказу графа Гудовича двинул на Сухум объединенные силы правительницы Мегрелии и ее двух зятьев Манучара (из Самурзакана) и Сефербея Чачба. Но на помощь Асланбею в Сухум успел прийти на 3-х судах с войском его двоюродный брат, комендант крепости Поти Кучукбей Чачба (племянник Келешбея), а по суше прибыли 300 черкесов. Военная экспедиция, заготовленная заклятым врагом Келешбея и Асланбея ген. Рыкгофом, провалилась. «Крепость Сухум, так и не была взята, а Сефербей вновь вернулся в Мегрелию. В результате авторитет Асланбея еще больше возрос. Он пользовался огромной поддержкой народа, высших слоев абхазского общества и многочисленного потомства Келешбея (на его стороне были все братья от Гасанбея до якобы раненного им Батал- бея; Асланбея активно поддерживала и последняя жена Келешбея - Ребия-ханум Маршан), чего, в силу менталитета абхазов, никак не могло быть, если бы Асланбей на самом деле убил своего отца. Кроме того, Асланбей, женатый на садзской (джигетской) княжне Геч (Гечба), пользовался большим почетом в западноабхазском обществе Садзен, а также среди убыхов и адыгов. Таким образом, официальная точка зрения российских властей, попытавшихся опорочить Асланбея, обвинив его в “отцеубийстве”, осталась на бумаге, в российской военно-правительственной переписке, и не отвернула народ от законного владетеля Асланбея. Необходимо особо отметить, что в историографии, на протяжении последних почти двух веков, господствовала только тема “отцеубийства”, которая, вероятно, была сфабрикована в сугубо политических целях российскими военными и администраторами в 1808- 1810 гг. В то же время Нину Дадиани, действительно отравившую своего мужа, владетеля Григория Дадиани, царские власти всячески поддерживали и оберегали только потому, что она служила интересам России. Более того, с помощью Нины они активно распространяли слухи об Асланбее якобы убившем своего отца и противопоставляли ему Сефербея, которому Келешбей еще при жизни будто бы завещал престол... Но политика дискредитации не имела успеха. Асланбей пользовался безусловным авторитетом в стране и потому, что Сеферей, находившийся, вернее, скрывавшийся большею частью в Мегрелии под защитой русских штыков, постоянно “просил о даче ему войска для взятия Сухума, так как он остается почти совершенно обессиленным и даже изгнанным". А российские военные просили прислать Черноморскую флотилию “для занятия Сухума,. где усиливается отцеубийца Арслан”. Забегая несколько вперед, следует привести один весьма по­ учительный факт биографии Нины Дадиани. Дело в том, что отношение к ней русских властей, не всегда было благосклонным. Оно изменилось, как только изменилась ситуация в этой части Кавказа, а Мегрелия отыграла главную роль проводника русских интересов в Западной Грузии и Абхазии. Так, 18 мая 1820 г. ген. Ермолов очень негативно отзывался о Нине Дадиани, которая со своим младшим сыном Георгием (воспитанник Пажеского корпуса) жила в С.Петербурге, но затем стала настраивать Георгия против брата Левана - владетеля Мегрелии. Во время волнений в Мегрелии Георгий вместе с бунтовщиками вел себя буйно и даже стрелял в русских солдат. Ермолов, зная властолюбивый характер Нины Дадиани, подозревал ее в кознях против сына Левана. Он запретил ей жить при царском дворе в С.-Петербурге и разрешил пребывать в Москве. Однако, император Александр I, разгневанный таким поведением и вероломством Нины Дадиани, запретил ей в июне 182 р г. проживать в столицах и сослал ее на жительство в Рязань под надзор губернского начальства. III В атмосфере полной утери какой-либо власти и появляются известные “просительные пункты” Сефербея (по крещении “Георгий”) от 12 августа 1808 г. к императору Александру 1 о принятии Абхазии в подданство России, составленные на грузинском языке в Мегрелии под диктовку Нины Дадиани и ее духовника, протоиерея Иоселиани. В порыве откровения Сефербей сообщает Александру 1, что все обращения о принятии Абхазии в Россию писал священник “Иоанн Иоселиани, который искренним сердцем советовал мне предать себя в подданство Императорскому престолу”. На основе именно этих незаконных “просительных пунктов”, Александр 1 признал в своей грамоте от 17 февраля 1810г. Георгия (Сефербея) “наследственным князем абхазского владения под верховным покровительством, державою и защитою Российской империи”. Однако, необходимо обратить внимание на очень важное обстоятельство. На момент появления этой грамоты и даже значительно позднее Сефербей безвыездно жил в русской Мегрелии, не имея никакого влияния на Абхазию, которой уже около двух лет управлял законный владетель Асланбей. Сам же Сефербей через Мегрельского священника И. Иоселиани неоднократно обращался в С.-Петербург, нетерпеливо ожидая как “Высочайшей грамоты, так и десанта войск из Крыма для покорения Сухум-Кале”. Но произошло непредвиденное. Когда в июне 1810г. полковник Симонович объявил в Кутаисе Сефербею, в присутствии мегрельской правительницы Нины, о присылке грамоты и других высочайших знаков отличия с тем, чтобы “он немедленно отправился в Абхазию для принятия оных с должною церемонией”, тот наотрез отказался. Он стал объяснять Симоновичу, что
“весьма для него опасно принять оные в теперешнее время, когда соперник брат его владеет Сухумом и следовательно почти всею Абхазиею и что он, услышав об утверждении его владельцом, будучи сам утвержден от Порты, непременно нападет на него с турецкими войсками, разорит и выгонит из Абхазии”.
Совершенно обессиленный Сефербей просил отложить церемонию “до того времени, когда пойдут под Сухум российские войска и тогда при покорении под власть его на­ рода может он принять знаки Всемилостивейшего к нему благоволения...”. Генерал Тормасов “никак не ожидал” такого поворота событий и был просто в ярости. Он не предполагал, чтобы новый владетель всей Абхазии, “был столь бессилен в земле, предоставленной теперь его управлению, что даже опасается принять Высочайшую утвердительную грамоту и другие знаки отличия и не смеет ехать в собственный дом в Абхазии, боясь брата свое­ го... ”. Более того, Сефербей и лично обратился с письмом к ген. Тормасову, в котором просил помочь ему русскими войсками, “без коих он не смеет даже из Мегрелии выехать в свое владение ”. Русская военная администрация оказалась в трудном положении, но отказаться от покровительства Сефербею уже не могла, т. к. грамота Александром 1 была уже подписана. Ген. Тормасов в своем предписании Симоновичу от 15 июня 1810 г. отмечал, что
“не остается теперь другого способа для поддержания его, как покорение крепости Сухума силою оружия и чтобы сим же средством Сефер-Али-бея ввести во владение Абхазией ”.
В этом же послании он подробно интересуется положением Абхазии, влиянием Асланбея. “Внушите также правительнице Мегрелии книгяне Нине Георгиевне, - писал Тормасов, что
«покровительство и милости, оказываемые Государем Сефер-Али-бею, последовали во уважение ее с ним родственных связей и по ее предстателъству (ходатайство - С. Л.), а потому и должно ей всеми способами его поддерживать и утвердить его владетелем Абхазии».
Таким образом, судьба Асланбея и крепости Сухум-Кале была предрешена. По русскому военному плану штурм Сухума намечался морским десантом и сухопутным броском со стороны Мегрелии под командованием генерал-майора Д. Орбелиани. К этому времени Россия уже овладела турецкой крепостью Поти. Оставалось взять Сухум, который турки называли Старым Стамбулом, чтобы господствовать на восточном берегу Черного моря. Еще в марте 1810 г. управляющий министерством военно-морских сил адмирал, маркиз И. И. де Траверсе отдал приказ о крейсировании русских судов между Анапой и Сухумом, а 10 июня вице-адмирал Языков предписал контр-адмиралу Сарычеву направить из Севастополя в Сухум эскадру в составе: 66-пушечного корабля “Варахиил”, двух фрегатов “Воин” и “Назарет”, одного авиза “Константин” и двух канонирских лодок с батальоном 4-го морского полка в 640 человек под командованием капитан-лейтенанта Додта. 
В таком составе 8 июля 1810 г. в 4 часа дня на Сухумский рейд прибыла военная эскадра, по которой из крепости был открыт огонь из пушек и ружей. На следующий день эскадра подошла ближе и в 3 часа дня открыла шквальный огонь своей артиллерии по крепости. К вечеру почти вся крепостная артиллерия была разбита, а городские строения разрушены. Стоявшие в бухте 7 турецких судов были потоплены. Утром 10 июля 1810 г. Додт высадил на берег батальон морской пехоты с двумя пушками под началом майора Конрадини. Однако выяснилось, что десант не имел штурмовых лестниц. В результате двухчасовой бомбардировки с суши и с кораблей русские войска заняли крепость. Со стороны Ингура в город вступила рота Белявского полка с двумя орудиями во главе с генералом Д. Орбелиани (весной 1809 г. сменил умершего ген. Рыкгофа) и русским ставленником Сефербеем. Асланбей вынужден был скрыться у своих родственников в абхазском обществе Садзен. В крепости, по сообщению капитан-лейтенанта Додта, было убито 300 абхазов и турок и в плен взяты 78 человек. Русский десант потерял 109 офицеров и солдат убитыми и ранеными. Додт захватил 62 пушки, 1080 пудов пороха и много ядер. В том же году до 5 тысяч абхазов выселилось в Турцию. Это была первая в XIX веке волна переселения. Как видно, все происшедшее в 1808-1810 гг. никак нельзя назвать добровольным присоединением Абхазии к России. Вместе с тем, эта точка зрения на протяжении многих десятилетий является официальной и единственной. Как показывают документы, события того времени не столь однозначны и заслуживают подробного исследования, включая изучение не только русских текстов, но и турецких, французских, английских источников, в том числе архивных. Военный захват Сухум-Кале - это лишь первый шаг завоевательной политики царизма в Абхазии. Для закрепления своих позиций России понадобилась еще полувековая война с абхазским народом.

Лакоба Станислав – АСЛАНБЕЙ
Сухум 1999г.
Художник Джопуа Батал.