Покоритель Кавказа: сила и слабость генерала Ермолова

Генерал Алексей Петрович Ермолов, чье имя в массовом сознании прочно ассоциируется с покорением Кавказа и военными подвигами, никогда не был женат. Однако генерал был на редкость хорош собой, его дерзкое обаяние действовало безотказно — женщины влюблялись в него и в Петербурге, и в глухой ссылке, и в занятом союзными войсками Париже, и в Польше, на западной границе империи, где он командовал корпусом.

Еще годовалым его записали в гвардейский полк, в 11 лет Алеша стал унтер-офицером, а в 14 — поручиком и отправился на войну. Там он понял, чего хочет от жизни. Женщина — одно из наслаждений воина, но упоение опасностью много выше. Его призванием была война, целью — весь мир: чем он хуже Наполеона? Алексей Петрович Ермолов был бесконечно честолюбив и очень дерзок.

Генерал в написанных позже воспоминаниях признавался: «Вместе с Волынскою губерниею оставил я жизнь самую приятную. Скажу в коротких словах, что страстно любил W., девушку прелестную, которая имела ко мне равную привязанность. В первый раз в жизни приходила мне мысль о женитьбе, но недостаток состояния обеих сторон был главным препятствием, и я не в тех уже был летах, когда столько удобно верить, что пищу можно заменять нежностью. Впрочем, господствующею страстью была служба, и я не мог не знать, что только ею одною могу я достигнуть средств несколько приятного существования. Итак, надобно было превозмочь любовь. Не без труда, но я успел». 

В 19 лет он уже подполковник, но вскоре все меняется: Ермолов сидит в подземном равелине Петропавловской крепости и слушает, как над потолком плещется Нева, — подвел злой язык да причастные к заговору против Павла I друзья. Далее были ссылка, прощение и милость нового императора: такие люди Александру нужны, Алексей Петрович не ведает страха, он может обыграть любого врага. В 1812 году Ермолов — начальник штаба Кутузова, тот с ним не ладит, но не может без него обойтись.

Его дружбы ищет великий князь Константин, ему прочат командование или гвардией, или одной из двух русских армий, но он добивается назначения на Кавказ. Все прочее для него мелко — на Востоке к услугам смелого и дерзкого целые царства, надо лишь суметь их взять… В 1816 году, сорокалетним, он становится проконсулом Кавказа...

Горцы ненавидели и проклинали Ермолова, однако ж и они признавали: «Ярмол один был, с кем можно было и воевать, и говорить честно». Огнем и мечом, хитростью и дипломатией генерал усмирил беспокойства в Имеретии, Гурии и Мингрелии, присоединил к России Абхазию, Ширванское и Карабахское ханства. Он не прощал набегов и грабежей, но от отдельных карательных операций перешел к планомерному завоеванию Чечни и Дагестана, а для этого окружил горные районы сплошным кольцом укреплений. Он разрушал непокорные аулы, но взамен закладывал крепости и города. Крепости Внезапная, Бурная, Грозная, Нальчик… от одних остались воспоминания и руины, другие с течением лет стали цветущими городами. Переменился при главноначальствующем и Тифлис: свою ставку Ермолов перестраивал любовно. Старый город пересекли новые прямые улицы, по их сторонам выросли дома пригожей европейской архитектуры, в центре Тифлиса зазеленел сад с лампионами.

Во время пребывания на Кавказе в 1816-1827 годах генералу больше не приходилось превозмогать свои чувства. У местных мусульманских народов существовал обычай «кебинных браков», то есть браков на время. Это предполагало заключение своеобразного договора о сожительстве, по которому муж обязался выплатить определенную денежную сумму (калым) — и мусульманка становилась его законной женой на договорной срок. Дети, рожденные в таком браке, считались законными, но не наследовали состояние отца. 

В ноябре 1819 года Ермолов прибыл в небольшое селение Тарка, где заключил кебин с местной жительницей по имени Сюйда. По договору, рожденные в этом браке девочки должны были остаться с матерью, а мальчики —с отцом. Сюйда родила генералу сына Бахтияра (при крещении Виктора), который впоследствии жил с отцом. Сюйда не захотела уезжать вместе с мужем, поэтому она вскоре вернулась к отцу, а затем — вышла замуж за местного жителя. 

Второй кебинный брак Ермолова продлился дольше — кумычка Тотай была его временной женой на протяжении семи лет. Этому браку предшествовала настоящая детективная история: после заключения договора родители невесты внезапно передумали и отдали ее замуж за односельчанина. В день, когда Ермолову сообщили, что Тотай вышла замуж за односельчанина, Алексей Петрович сказал, что все равно хочет ее получить, но крови быть не должно, — и верные люди привезли к нему женщину. Отца девушки не было дома — он молол кукурузу на речной мельнице. Узнав, что его дочь увезли, отец кинулся в погоню, догнал похитителей на полпути, но Тотай ему не вернули.
Искендер, законный муж Тотай, через два года умер от позора и горя. Все это Алексей Петрович узнал стороной и тут же выбросил из головы: на границе собирает войска наследник персидского престола шах Аббас-Мирза, в горах ждут своего часа изгнанные из своих владений князья — он правит страной и охраняет ее мир, что ему до бед человеческой мелочи?

Потом Ермолов увёз «кебинную жену» в Тифлис, там он ее утешал, дарил ей подарки... Слова были нежными, подарки дорогими, но в положении женщины это ничего не меняло: все понимали, что правитель Кавказа взял женщину в наложницы. Но на Кавказе перед Ермоловым дрожали все, а то, что он был честен, не марал рук грабежом и взятками, этому не мешало — так он казался еще страшнее.
Через 7 лет, перед отъездом на родину, он вернул ее родителям — Тотай не захотела принять христианство, венчаться и уехать вместе с ним. Так же, как и Сюйда, вскоре она повторно вышла замуж. Рожденные в браке с генералом двое сыновей — Аллах-Яр (Северьян) и Омар (Клавдий) остались с отцом, а дочь Сатиат (София) — с матерью. Ежегодно Ермолов выплачивал Тотай немалые деньги — 300 рублей золотом, а дочери — 500. 
Была еще третья временная жена — Султанум, но о ней почти ничего не известно. Она родила генералу сына Петра, который умер в юности. У Ермолова был еще внебрачный сын Николай, но он родился уже в России, от горничной. 

Сыновья, первое время носившие фамилию Горские, как писал Ермолов, «без всяких прав на наследие, без покровительства и довольно несчастливые происхождением», тем не менее заботой отца обделены не были. Все они получили образование в престижных военных училищах. Генерал добился, чтобы их признали его сыновьями, записали в дворянство и разрешили носить фамилию Ермоловы. Протекции Ермолов детям не давал и просил командиров, чтобы они учились и служили как все. Сыновья Ермолова стали офицерами российской императорской армии, где именем их отца гордились солдаты Владикавказского пехотного полка, казаки Кизляро-Гребенского полка и артиллеристы 2-й конной батареи, знак которых украшал портрет Ермолова.
Алексей Петрович всех женил, наделил имуществом и трогательно баловал маленьких внучек, как и все русские дедушки. Дарил подарки к именинам и церковным праздникам. Ермолов долго ждал внука и в духовном завещании велел родившемуся внуку вручить родовую икону.

Несмотря на сложившийся образ грозного генерала, Ермолов любил детей и всю жизнь имел постоянное попечение о детях. И не только о своих, но и о выкупленных у черкесов за сорок голландских червонцев арапчатах Сальмане и Билане, о которых упоминал в письмах... Из спасенных генералом детей знаменитым стал «первый художник из чеченцев» Петр Захаров. Спасенных кавказцев он или возвращал родителям, или записывал на русские фамилии и пристраивал на службу. Он заботился и о детях своих братьев — единоутробного Александра Каховского, двоюродных Петра Ермолова и Дениса Давыдова, о дочери Великой Княгини Марии Федоровны, о детях-сиротах Раевского и других. Многих детей с Кавказа, будучи наместником, посылал за свой счет учиться в Россию.

Генерал Ермолов всегда дерзил тем, от кого зависел: военному министру, начальнику главного штаба, Аракчееву, великому князю, самому Государю. Это было свойством характера, но еще и козырем: выделяться отважной прямотой, когда все вокруг пресмыкаются. Мнительный и недоверчивый, стесняющийся своей глухоты, подозревающий, что льстецы за глаза над ним смеются, император Александр поверил дерзкому генералу — и карьера пошла вверх, да так, что старые сослуживцы только разводили руками. В России было много дельных генералов, но им не хватало удали и размаха. А Ермолов красовался под пулями на белом коне, спорил с главнокомандующим, говорил в глаза царю, что в каком-нибудь захудалом немецком княжестве не отказался бы от королевской мантии, но в России ему достаточно стать вторым.

Все это разлеталось на поговорки, генерал стал кумиром купцов и офицеров, грамотных крестьян, мелких чиновников, солдат — настоящим народным героем… 
А потом времена изменились, и всюду видевший заговоры новый император Николай его невзлюбил: дерзкий генерал может выкинуть все, что угодно, чего доброго, и на Петербург войска поведет — лучше от греха подальше засунуть его в дальний угол!.. Ермолов встревожился, но повел себя на свой собственный лад: оскорбил всех, кто мог его защитить. После коронации Николая I и стрельбы на Сенатской площади он сидел на Кавказе, словно обложенный охотниками волк, — заговорщики-декабристы прочили его во временное правительство, и новый император об этом знал.
Отставка случилась скоро, слуги собрали вещи, и Ермолов тронулся в путь — новый главнокомандующий не выделил конвоя, и до границы с Россией генерал добирался с оглядкой, остерегаясь абреков.

Ермолову пришлось на «отставной» оклад поднимать своих пятерых сыновей. «Скудной капитал мой сберегаю я для детей, покоряя себя самой строгой умеренности. Они без всяких прав на наследие, без покровительства и довольно несчастливы происхождением, чтобы еще прибавить к тому и самую бедность», — с горечью писал Алексей Петрович, сидя в орловской деревне.
Он выковыривал бриллианты из даренных Александром I табакерок, продал алмазные знаки к ордену Александра Невского, думал переехать к родне. Потом все наладилось: Николай I понял, что бедствующий Ермолов — пятно на его царствовании, — и тот перестал считать деньги. Потянулась стариковская жизнь. Часть года он проводил в Орле, часть — в московском доме, куда зачастили вездесущие литераторы, желающие написать о герое кавказской войны.

Алексей Петрович Ермолов скончался в Москве 11 апреля 1861 года в возрасте 83 лет. В духовном завещании он сделал следующие распоряжения о своём погребении: 
«Завещаю похоронить меня как можно проще. Прошу сделать гроб простой, деревянный, по образцу солдатского, выкрашенный жёлтою краскою. Панихиду обо мне отслужить одному священнику. Не хотел бы я ни военных почестей, ни несения за мною орденов, но как это не зависит от меня, то предоставляю на этот счёт распорядиться, кому следует. Желаю, чтобы меня похоронили в Орле, возле моей матери и сестры; свезти меня туда на простых дрогах без балдахина, на паре лошадей; за мною поедут дети, да Николай мой, а через Москву, вероятно, не откажутся стащить меня старые товарищи артиллеристы».

Москва провожала генерала двое суток, а жители Орла по прибытии тела на Родину устроили ему грандиозную панихиду. Площадь перед Троицкой церковью, где шло отпевание Ермолова, и все прилегающие улицы были заполонены людьми. В Санкт-Петербурге, на Невском проспекте, во всех магазинах были выставлены его портреты.
В 1864 году сыновья Ермолова получили Высочайшее изволение на сооружение над прахом отца памятника, на что они выделили две тысячи рублей серебром.
Летом 1897 года могила Ермолова превратилась в фамильный склеп. По инициативе внука генерала Клавдия Клавдиевича Ермолова, перенесли в него из Вильно прах сына Ермолова Клавдия Алексеевича.

А на Кавказе до сих пор живут прапраправнуки русского генерала Алексея Петровича Ермолова, годного, по словам Грибоедова «не на одни великие дела, не на одни мелочи».

«Моя прабабка на дне своего огромного сундука хранила портрет какого-то русского генерала в золоченной раме, изредка доставала его, чтобы мельком взглянуть. На вопрос: "Кто это?" она уклончиво отвечала: "Это муж нашей Сюйду. Большой начальник был. В Тифлисе жил". При этом она строго-настрого запрещала передавать эти сведения чужим... Спустя годы мой знакомый без труда установил, что на портрете изображен Ермолов. Но как-то не верилось ему в то, что он его пра-пра-пра...»
(Муртазали Дугричилов)

Джордж Доу. Портрет Алексея Петровича Ермолова.
Военная галерея Зимнего дворца.