"Желая ознаменовать себя победою": как турки русских гусар разгромили в 1854 году

Восточная война Российской империи с Турцией, которую поддержали Англия и Франция с точки зрения истории кавалерии больше известна такими сражениями, как бой у Балаклавы, в котором британская легкая бригада лихой атакой опрокинула русские части, или бой у Кюрук-дара, в котором нижегородские драгуны еще более лихой атакой прорвали батальонные каре турецкой пехоты. Менее известен эпизод, в котором турецкая кавалерия разгромила отряд гусар князя Варшавского (Александрийского) полка, одного из самых известных кавалерийских полков Русской императорской армии, 31 мая 1854 года в бою у Каракула (по другим сведениям - Каракала), небольшой деревни, расположенной в Малой Валахии. Впрочем, обстоятельства этого боя можно считать до некоторой степени извиняющими гусар. При реконструкции боя использовались работы А. Зайончковского ("Восточная война 1853 - 1856 годов), М. Богдановича (Восточная война 1853 - 1856 годов") и Е. Тарле ("Крымская война"). Следует отметить, что описание боя, которое приводится в них, различается в деталях (и довольно существенно), поэтому расхождения будут указываться в скобках.

"Признаки были зловещие" (Е. Тарле)

16 мая 1854 года отряд из трех дивизионов александрийских гусар (6 эскадронов), сотни Донского казачьего № 38-го полка и 4 орудий конной № 10 батареи под командованием полковника Карамзина при офицере генштаба штабс-капитане Черняеве был отправлен в глубокий разведывательный рейд с целью обнаружения турецких сил и отражения кавалерии противника, которая, по слухам, появилась перед фронтом русских (следует отметить, что о трех дивизионах (в каждом по 2 эскадрона) говорят Зайончковский и Тарле, Богданович же говорит о трех эскадронах). Поход начинался нехорошо: к недавно прибывшему Карамзину относились как к "пришлецу", а потому, "когда явился начальник рекогносцировки А.Н. Карамзин и поздоровался с фронтом, то солдаты ответили вяло, негромогласно. Признаки были зловещие" (Е. Тарле). Неприятности продолжались и по выступлении. Карамзин повел свой отряд слишком быстрым аллюром, напрасно утомляя конский состав, а узнав от местных жителей о том, что перед ним находится около 700 человек турецкой кавалерии, не озаботился разведкой и принял решение перевести отряд через реку по небольшому мостику, разбить врага и вернуться на свой берег для отдыха. Обнаружив около 800 человек регулярной турецкой кавалерии, выстроенной в четыре колонны, полковник принимает решение форсировать по мостику еще один ручей перед фронтом колонн противника, развернуться и начать бой. "Черняев справедливо видел смертельную опасность в этих узких мостках, но Карамзин сказал ему: "На основании данной мне инструкции я действую самостоятельно, не думаю, чтобы с таким известным своей храбростью полком нам пришлось отступать, не допускаю этой мысли. С этими молодцами надо идти всегда вперед!.. Все молчали. Черняев заметил Карамзину, что это - громадный риск с его стороны. Но на войне долго с начальником не пререкаются и резонов ему не представляют: Черняев умолк" (Е. Тарле).

"Побледнел как полотно" (Е. Тарле).

Бой начала русская артиллерия, открыв огонь по турецким колоннам. Однако "произошло неожиданное открытие: дав несколько залпов, артиллерия вдруг умолкла. Оказалось, что забыли "по оплошности" взять достаточно снарядов!" (Е. Тарле). Тем не менее, Карамзин приказал эскадронам атаковать все еще стоявших турок. Гусары пошли в атаку и один эскадрон даже завязал рукопашный бой. Однако с фланга появилась иррегулярная кавалерия турок (общую ее численность оценили в 2.000 человек), охватывая атакующих русских. Эскадроны смешались, развернулись и бросились назад, стремясь успеть перескочить узкий мост, прежде чем его захватят турки. "Произошла страшная свалка и резня у этого моста. Карамзин, окруженный турками, сопротивлялся долго и отчаянно. На его трупе было потом обнаружено восемнадцать ран. Турки захватили все орудия, но не сумели задержать и взять в плен или перебить отряд" (Е. Тарле). Приблизительно также пишет об этом и Зайончковский: "Мост был занят перемешанными частями нашими и турецкими; артиллерия с перебитыми лошадьми не могла попасть на мост и осталась на неприятельском берегу. В безумной рукопашной схватке у моста, делающей честь александрийским гусарам и конной № 10 батарее, проявившим здесь целую массу отдельных подвигов мужества и самопожертвования, они пробились через врага и наконец устроились на противоположном берегу р. Тезлуй с потерей 19 офицеров, 101 гусара, 30 артиллеристов и 4 орудий. Виновник несчастья, полковник Карамзин, также пал геройской смертью, изрубленный турками" (А. Зайончковский). Потери турок были оценены иностранными источниками в 250 человек, русскими - в 700.

"Начальник, появившийся на театре войны при несколько необыденных условиях" (Зайончковский А.).

Главным виновником поражения гусар практически все называют командира отряда, полковника Карамзина, сына известного российского историка. Полковник появился в действующей армии при весьма неординарных обстоятельствах, возжелав показать "нерешительному и престарелому" фельдмаршалу Паскевичу, как надо воевать с турками. Будучи членом одного из многочисленных патриотических кружков, критиковавших вялый ход кампании, сын историка полагал, что знает военное дело лучше и горел нетерпением доказать это. Он совершенно не смущался тем, что сам ушел с военной службы еще поручиком гвардейской артиллерии, предпочтя военной карьере женитьбу на богатой вдове. Впрочем, его порыв в гусарском полку не оценили. Как писал о нем Тарле, "В свое время он служил в кавалеристах, вышел в отставку, женился на великосветской красавице Авроре Демидовой, и его решение вновь пойти на службу, покинув роскошную жизнь в великолепном дворце своей жены, приветствовалось и в прозе в петербургских гостиных, и в стихах - князем П.А. Вяземским, воспевавшим патриотический порыв этого сына знаменитого писателя и историка России Н.М. Карамзин. Но в полку все это никого не трогало, и, напротив, товарищи, давно тянувшие лямку и ежедневно сами рисковавшие жизнью, были обижены тем, что по протекции Карамзин сразу же получил большой чин и стал начальником старых офицеров" (Е. Тарле). Действительно, бывший поручик артиллерии прибыл к гусарам уже полковником и был назначен командиром второго дивизиона (по Тарле, по Зайончковскому Карамзин возглавил полк из-за болезни его командира). Более того, новоиспеченный полковник, возглавив подразделение тут же начал "довольно мало стесняясь, критиковать действия генерала Салькова, своего непосредственного начальника, и тот, боясь этого влиятельного в Петербурге подчиненного, принужден был даже оправдываться в том, что не завязывает дела с турками, которые в большом количестве следовали по стопам русских, отступающих от самого Калафата" (Е. Тарле). Доставалось, естественно и командовавшему отрядом: "Лично храбрый человек, легкомысленный дилетант военного дела, без малейшей боевой опытности, уверенный в безнаказанности вследствие своих больших петербургских связей, Андрей Николаевич решился на собственный риск и страх вносить при случае поправки в возмущавшую его общую тактику князя Паскевич" (Е. Тарле). Можно предположить, что направление чересчур ретивого полковника на рекогносцировку имело целью в том числе и быстро избавиться от него: полковник совершил бы "опасный" рейд, получил бы награду и поехал бы в столицу рассказывать о своих подвигах. Но отцы-командиры явно недооценили ретивость полковника Карамзина, "павшего в полях Валахии, но зато и оставившего в тех же полях два эскадрона гусар" (Л. Толстой). Возможно, шапкозакидательское настроение сформировалось у Карамзина не только в силу его неопытности. Надо отметить, что о плохом состоянии турецкой кавалерии в тот период говорилось многими. Так, например, весьма критически отзывался о ней казачий генерал И. Попко, говоря, что "она совсем оплошала с тех пор, как ее начали строить и учить по-европейски" (Попко И. О строевом образовании казаков // Военный сборник, 1860). Однако, как видно из описанного выше боя, оплошавший командир гораздо опаснее оплошавшей кавалерии.

Вместо заключения: "желая ознаменовать себя победою" (Е. Тарле).

"Возмущение на месте, в армии, против виновника несчастья было так велико, что даже его смерть не примирила с ним. Паскевич велел назначить следствие. Оно выяснило, что полковник Карамзин, "желая ознаменовать себя победой", пренебрег всеми предостережениями более опытных офицеров, не высылая даже разъездов впереди, бросился на сильнейшего неприятеля и потерпел поражение" (Е. Тарле). "Рассказывают, будто государь (говоря о покойном) прямо сказал, что поторопился произвести его в полковники, а затем стало известно, что командир корпуса генерал Липранди получил официальный выговор за то, что доверил столь значительную воинскую часть офицеру, которому еще недоставало значительного опыта. Представить себе только, что испытал этот несчастный А. Карамзин, когда увидел свой отряд погубленным по собственной вине", писал Ф. Тютчев.

О том, как гамбургские уланы испугались русских кирасир, вы можете прочитать здесь.

О бое русской легкой кавалерии с французскими кирасирами под Фридландом вы можете прочитать здесь.

О том, как прапорщик Залетов сдал Шамилю крепость, вы можете прочитать здесь.

Мы продолжим публикации материалов об оружии и тактике армий разных стран мира и разных веков. Подписывайтесь на канал журнала "Историческое оружиеведение", следите за публикациями, делитесь интересными статьями, ставьте лайки, комментируйте, задавайте вопросы, предлагайте темы для будущих публикаций. Это поможет развивать канал, сделать его еще интереснее и полезнее!